Литературные герои против коррупции. Финансовые плуты и недотёпы русской литературы: стенограмма дискуссии об отношении к деньгам в классических произведениях Тема мошенничества в русской литературе xix века

«Горе от ума». Служанка Лиза

Лиза классический тип служанки, которая устраивает хозяйке ее любовные дела. Она крепостная Фамусовых, но в доме своих хозяев Лиза находится на положении прислуги-подруги Софьи. Она остра на язык, у нее свободные манеры и вольность в обращении с Чацким и Софьей. Так как Лиза росла со своей образованной барышней, ее речь – смесь простонародности и жеманности, столь естественная в устах горничной. Эта полубарышня, полуприслуга выполняет роль компаньонки Софьи. Лиза – деятельная участница комедии, она и хитрит, выгораживая барышню, и посмеивается над ней, уклоняясь от барского ухаживания Фамусова говорит: «Пустите, ветреники сами, опомнитесь, вы старики». Вспоминает о Чацком, с которым Софья вместе воспитывалась, сожалея о том, что барышня к нему охладела. С Лизой держится на равных Молчалин, пытаясь за ней ухаживать, пока этого не видит барышня.

Она к нему, а он ко мне,

А я… одна лишь я в любви до смерти трушу.-

А как не полюбить буфетчика Петрушу!

Исполняя поручения своей барышни, Лиза не чуть не сочувствует любовной интриге и даже пытается образумить Софью, говоря, что «в любви не будет этой прока». Лиза, в отличие от Софьи, прекрасно понимает, что Молчалин не пара ее госпоже и что Фамусов никогда не отдаст Софью в жены Молчалину. Ему нужен зять, имеющий положение в обществе и состояние. Боясь скандала, Фамусов сошлет Софью к тетке в саратовскую глушь, но через некоторое время постарается выдать замуж за человека своего круга. Более жестокая расправа ожидает крепостных. Фамусов прежде всего срывает зло на слугах. Лизе он приказывает: «Изволь-ка в избу, марш, за птицами ходить». А швейцара Фильку грозит сослать в Сибирь: «В работу вас, на поселенье вас». Из уст барина-крепостника слуги слышат себе приговор.

«Капитанская дочка». «Дубровский». Антон, няня

Антон и няня ……….- слуги из произведения “Дубровский”. Они являются представителями крепостных дворовых людей, до самоотвержения преданных своим господам, которые уважали их за высокую честность и преданность. Несмотря на тяжёлые условия жизни эти слуги сохранили тёплое человеческое сердце, светлый разум, внимание к людям.

В образе Антона Пушкин запечатлел трезвый и острый народный ум, чувство собственного достоинства и независимости, дар остроумия и меткой и яркой речи. В речи его наблюдается обилие пословиц, образность речи: «почасту он сам себе судья», «в грош не ставит», «на посылках», «не только шкуру, да и мясо-то отдерет».

Антон знал Владимира еще ребенком, учил его, ездить на лошади, забавлял его. Он был сильно привязан к Владимиру, которого помнил еще ребенком и тогда еще полюбил, но в то же время он выражает свои чувства к Владимиру в форме, привычной для него как крепостного («поклонился ему до земли»)

У Антона в отношении к господам нет рабского страха. Он как и другие крепостные, ненавидит жестокого помещика Троекурова, он не собирается покориться ему, готов вступить в борьбу с ним.

Няня Владимира Дубровского Это была добрая, внимательная к людям женщина, хотя ей далеки мысли о возможности борьбы с помещиками.

Она была очень привязана к семье Дубровских: это жалость и забота о старике Дубровском, беспокойство об его делах, о решении суда, любовь к Владимиру, которого она вынянчила и ласково называет в своем письме «соколик мой ясный». В её письме указываются также выражения, которые были привычны для крепостного человека при обращении к барину и которые объяснялись его подневольным положением («твоя верная раба», «а мы искони ваши», «хорошо ли он тебе служит»). Но при встрече с Владимиром няня ведет себя не как с барином, а как с близким человеком («с плачем обняла…»).

«Капитанская дочка» Слуга Савельич.

Одним из ярких образов из народа является слуга Савельич (“Капитанская дочка”). Без «тени рабского унижения» предстает перед нами Савельич. Большое внутреннее благородство, душевное богатство его натуры полностью раскрываются в совершенно бескорыстной и глубокой человеческой привязанности бедного, одинокого старика к своему питомцу.

Пушкинский Савельич, убежден, что крепостные крестьяне должны верно служить своим господам. Но преданность его своим господам далека от рабской приниженности. Вспомним его слова в письме к своему барину Гринёву-отцу, который узнав о дуэли сына упрекает в недогляде Савельича. Слуга в ответ на грубые, несправедливые упреки пишет: «…я не старый пёс, а верный ваш слуга, господских приказаний слушаюсь и усердно вам всегда служил и дожил до седых волос». В письме Савельич называет себя «рабом», как это было принято тогда при обращении крепостных к своим господам, но весь тон его письма дышит чувством большого человеческого достоинства, проникнут горьким упрёком за незаслуженную обиду.

Крепостной, дворовый человек, Савельич исполнен чувства достоинства, он умён, смышлён, ему присуще чувство ответственности за порученное дело. А доверено ему многое - он фактически занимается воспитанием мальчика. Он научил его грамоте. Насильственно лишённый семьи, Савельич испытывал к мальчику и юноше поистине отцовскую любовь, проявлял не холопскую, но искреннюю, сердечную заботу к Петру Гринёву.

Подробнее знакомство с Савельичем начинается после отъезда Петра Гринёва из родительского дома. И всякий раз Пушкин создает ситуации, в которых Гринёв совершает поступки, оплошности, а Савельич его выручает, помогает, спасает. На другой же день после отъезда из дому Гринёв напился пьяным, проиграл Зурину сто рублей, «отужинал у Аринушки». Савельич «ахнул», увидя пьяного барина, Гринёв же обозвал его «хрычом» и приказал уложить себя спать. Наутро, проявляя господскую власть, Гринёв велит уплатить проигранные деньги, сказав Савельичу, что он его господин. Такова мораль, оправдывающая поведение Гринёва.

Помещичье «дитё» нарочито напускает на себя «взрослую» грубость, желая вырваться из-под опеки “дядьки”, доказать, что он уже «не ребенок». В то же время ему «жаль бедного старика», он испытывает угрызения совести и «безмолвное раскаяние». Через некоторое время Гринёв прямо просит прощения у Савельича и мирится с ним.

Когда Савельич узнает о дуэли Гринёва с Швабриным, он мчится к месту дуэли с намерением защитить своего барина, Гринёв не только не поблагодарил старика, но еще и обвинил его в доносе родителям. Если бы не вмешательство Савельича в момент суда и присяги Пугачёву, Гринёв был бы повешен. Он готов был занять место Гринёва под виселицей. И Пётр Гринёв также будет рисковать жизнью, когда бросится на выручку захваченному пугачёвцами Савельичу.

Савельич, в отличие от взбунтовавшихся крестьян, предан Гринёвым, он защищает их добро и также, как господа, считает Пугачёва разбойником. Яркий эпизод произведения – требование Савельича вернуть отобранные мятежниками вещи.

Савельич вышел из толпы, чтобы передать Пугачёву свой реестр. Холоп Савельич знает грамоту. Мятежник и вождь восстания неграмотен. «Это что?» - спросил важно Пугачёв. – «Прочитай, так изволишь увидеть», - отвечал Савельич. Пугачёв принял бумагу и долго рассматривал с видом значительным. «Что ты так мудрёно пишешь?» - сказал он наконец – «Наши светлые очи не могут тут ничего разобрать. Где мой обер-секретарь?»

Комизм поведения Пугачёва и детскость его игры не унижают мятежника, но и Савельич, благодаря созданной ситуации, не унижает себя холопской просьбой вернуть украденные барские халаты, полотняные голландские рубашки с манжетами, погребец с чайной посудой. Масштабы интересов Пугачёва и Савельича несоизмеримы. Но, защищая разграбленное добро, Савельич по-своему прав. И нас не может оставить равнодушными смелость и самоотверженность старика. Дерзко и бесстрашно обращается он к самозванцу, не думая, чем грозит ему требование вернуть вещи, «раскраденные злодеями», он ещё и вспомнил заячий тулупчик, подаренный Пугачёву Гринёвым при первой встрече в буране. Щедрый подарок Гринёва неизвестному «мужичку», который спас героев во время метели, смекалка, самоотверженность Савельича окажутся спасительными и для слуги и для молодого офицера.

«Мёртвые души». Петрушка, Селифан.

Селифан и Петрушка – это двое крепостных слуг. Они даны как убедительный пример губительного влияния на народ системы крепостничества. Но ни Селифан, ни Петрушка не могут рассматриваться как представители крестьянского люда в целом.

Кучер Селифан и лакей Петрушка – это двое крепостных слуг Павла Ивановича Чичикова, это дворовые, то есть крепостные, оторванные барином от земли и взятые в личное услужение. Чтобы они лучше ухаживали за барином, дворовым очень часто не позволяли жениться (а женщинам выходить замуж). Жизнь их тяжела.

Петрушка “имел даже благородное побуждение к просвещению, то есть к чтению книг, содержанием которых не затруднялся: ему было совершенно всё равно, похождения ли влюблённого героя, просто букварь или молитвенник, - он всё читал с равным вниманием… Хотя Гоголь юмористически описывает процесс чтения крепостного слуги Чичикова, его “страсть к чтению”, но всё же факт распространения грамотности среди крепостных важен уже сам по себе. Во всём обличии и поведении Петрушки, в его угрюмом виде, молчании, пьянстве сказывается его глубокое недовольство жизнью и безнадёжное отчаяние.

Чичиков проявляет гораздо больше “участия” к умершим крестьянам, нежели к принадлежащим ему живым Селифану или Петрушке.

Любопытен и приятель Петрушки – Селифан. Кое-что о понятиях Селифана мы можем узнать, когда он в блаженном подпитии везёт своего барина из Малиновки и по обыкновению разговаривает с конями. Он хвалит почтенного гнедого коня и каурого Заседателя, которые ”исполняют свой долг” и упрекает лукавого ленивца Чубарого: ” У, варвар! Бонапарт ты проклятый!.. Нет, ты живи по правде, когда хочешь, чтобы тебе оказывали почтение”.

Слугам Чичикова свойственна и та “себе на уме” скрытность крестьян, которые появятся, когда с ними разговаривают и что-нибудь выпытывают у них господа: тут-то “мужики” прикидываются дураками, потому что кто его знает, что задумали господа, но уж конечно что-нибудь дурное. Так и поступили Петрушка с Селифан, когда чиновники города NN стали выпытывать у них сведения о Чичикове, потому что “у этого класса людей есть весьма странный обычай. Если его спросить прямо о чём-нибудь, он никогда не вспомнит, не приберёт всего в голову и даже, просто, ответит, что не знает, а если спросить о чём другом, тут-то он и приплетёт его, и расскажет с такими подробностями, хоть, и знать не захочешь.

В своих произведениях впервые поднял тему “идиотизма” рабства, забитого, бесправного и безнадёжного существования; воплощена эта тема и в образе Петрушке с его странным способом читать книги и его всеми чертами его унылого облика, и отчасти и в Селифане, в его привычном терпении, его беседах с лошадьми (с кем ему поговорить, как не с лошадьми!) его рассуждениями насчёт достоинства его барина и насчёт того, что и посечь человека не вредно.

«Ревизор». Осип.

Слова Осипа о прелестях столичной жизни, по существу, дают представления о Петербурге, в которых десятки тысяч дворовых, ютящихся в жалких чуланах вельможных особняков, ведут подневольное, праздное, в сущности горькое и постылое существование.

Монолог Осипа занимает значительное место в комедии. Именно в нём возникают некоторые стороны петербургской жизни, порождением которых был Хлестаков. Осип сообщает, что Хлестаков не ревизор, а елистратишка, и это придаёт всему дальнейшему действию остро комическую окраску.

C досадой произносит Осип первые реплики своего монолога. Он как бы жалуется на незадачливого хозяина, из-за которого слуга должен испытывать голод и унижение.

Раздражённо и ворчливо повествует Осип о Хлестакове. Но когда он вспомнил деревню, где можно весь век лежать на полатях и есть пироги, интонация его меняется, она делается мечтательно-напевной. Однако и к Петербургу Осип не питает антипатий. Рассказывая о “деликатных разговорах” и “галантерейном обхождении” петербуржцев, Осип всё более одушевляется и доходит почти до восторга.

Воспоминание о хозяине делает его снова озабоченным и сердитым, и он начинает читать Хлестакову мораль. Коллизия ситуации очевидна: Хлестакова ведь в комнате нет. Осип сам в конце концов понимает беспомощность своих поучений, обращённых к отсутствующему лицу, и тон его становится грустным, даже тоскливым: ”Ах, боже ты мой, хоть бы какие-нибудь щи! Кажись бы теперь весь свет съел”.

Появление Хлестакова, сцены с Осипом позволяют заметить в Хлестакове странную смесь нищенства и барского высокомерия, беспомощности и самоуверенной презрительности, легкомыслия и требовательности, обходительной любезности и наглости.

Внутреннее напряжение рождается другим конфликтом, глубинным и совсем не только комическим. Это конфликт между истиной и обманом, заблуждением и правдой. Завязка этого конфликта - монолог Осипа, который после сплетен Бобчинского и Добчинского о проезжем ревизоре рассказывает нам о Хлестакове заставляет понять, как мало похож его хозяин на “инкогнито проклятое.” Очевидно, не случайно конфликт между истиной и обманом Гоголь поручает открыть Осипу – человеку из народа, с ясным здравым смыслом и самостоятельным умом.

«Обломов». Захар.

Образ Захара, камердинера, слуги Ильи Ильича с детских лет, также помогает лучше понять образ главного героя. Захар – это второй Обломов, его своеобразный двойник. Приёмы раскрытия образа те же. В романе прослеживается судьба героя, его взаимоотношения с барином, характер, пристрастия. Даётся подробное описание комнаты, портрет героя. Интересны несколько деталей в описании внешности Захара. Особо выделяет автор бакенбарды. О них упоминается и в конце романа: «Бакенбарды по-прежнему большие, но смятые и перепутанные, как войлок» . Точно так же, как халат и диван, постоянные спутники Обломова, лежанка и сюртук – незаменимые вещи Захара. Это символические детали. Лежанка говорит нам о лени, презрении к труду, сюртук (кстати, с прорехой) о почитании барина; это и воспоминание о любимой Обломовке. Гончаров подробно описывает характер Захара, отмечая его лень, непрактичность (всё валится из рук) и преданность барину. Преданность отмечается не только в рассказе о службе в доме Обломовых, но и в сравнении Захара с верным псом: «На барский оклик «Захар!» слышится точно ворчание цепной собаки» . Как и в Обломове, в Захаре есть и дурное и хорошее. Несмотря на лень и неопрятность, Захар не вызывает отвращения, Гончаров с юмором описывает его. (Например: «...Захар не вынес укора, написанного в глазах барина и потупил свой взор на ноги: тут опять в ковре, пропитанном пылью и пятнами, он прочёл печальный аттестат своего усердия» ) Писатель как бы подсмеивается над Захаром, наблюдая за ним, за его жизнью. А судьба героя трагична. Захар, как и его барин боится перемен. Он считает, что то, что он имеет – лучшее. Непрактичность и свою убогость он почувствовал, женившись на Анисье, но от этого лучше не стал. Не изменил он своего образа жизни, даже когда Штольц предложил ему сменить бродяжнический образ жизни. Захар типичный обломовец. Перед нами ещё один печальный результат разлагающего воздействия барства и крепостничества на человека.

Сравнение слуги Савельича из “Капитанской дочки”

со слугой Захаром из “Обломова”

Если сравнивать слугу Савельича из “Капитанской дочки” со слугой Захаром из “Обломова” , то оба они представители крепостных дворовых людей, до самоотвержения преданных своим господам, слуг-домочадцев, наполняющих наш идеал слуги, начертанный ещё в “Домострое” попа Сильвестра. Но между ними есть большая разница, объясняющаяся очень просто: ведь Савельич старше Захара лет на семьдесят - восемьдесят. Савельич, действительно, был членом семьи, господа уважали его высокую честность и преданность. Он обращался с Петром Андреевичём Гринёвым скорее, как наставник со своим молодым питомцем, не забывая в тоже время, что он – его будущий крепостной. Но это сознание проявляется не в форме чисто рабского, боязливого отношения к нему, а в том, что он своего барчука считает выше всех других господ. На несправедливое письмо Андрея Петровича он отвечает своим, выражая полную покорность его воле, готов быть и свинопасом; в этом выражается вековая зависимость русского крестьянина от помещика, вековая покорность крепостного, Савельич не из страха поступает так, его не страшат ни смерть, ни лишения (достаточно только вспомнить его слова: “а для примера и страха ради вели повесить хоть меня, старика!”), но побуждаемый своим внутренним убеждением в том, что он – слуга рода Гринёвых. Поэтому, когда молодой Гринёв строго требует от него покорности, он повинуется, хотя и ворчит, жалеет о непроизвольной трате имущества. Заботы его в том отношении доходят иногда до смешного, смешанного с трагическим. Забывая о своей безопасности, он предъявляет Пугачёву счёт за испорченные и взятые им и его шайкою, предметы; долго он о проигранных ста рублях и отданном Пугачёву заячьем тулупе. Но не только об имуществе заботится он: 5 суток бессменно проводит он над головой раненого Петра Андреевича, не пишет родителям о его дуэли, не желая напрасно тревожить их. О его самопожертвовании мы уже имели случай говорить. Кроме того, Савельич идеально честен, не утаит для себя ни гроша из барского добра; он не лжёт, не болтает зря, держит себя просто и степенно, выказывая, однако, юношескую живость, когда дело идёт о пользе господ. Вообще в его характере трудно найти непривлекательные черты.

Захар, по выражению Гончарова, тоже рыцарь лакейский, но рыцарь уже со страхом и упрёком. Он также предан семейству Обломовых, считает их настоящими барами, часто не допускает даже сравнения между ними и другими помещиками. Он готов умереть за Илью Ильича, но труда он не любит, даже совершенно не выносит, и поэтому ухаживать за больным так, как это делает Савельич, он был бы не в состоянии. Он раз и навсегда метил себе круг обязанностей и ни за что не станет делать больше, разве после неоднократных приказаний. Из-за этого у него происходят с Обломовым постоянные препирательства. Привыкнув к Илье Ильичу, за которым он ухаживал, когда тот был ребёнком, и зная, что он не накажет его иначе, как только ”жалким словом,” Захар позволяет себе и грубости по отношению к барину; грубость эта является следствием его довольно сложного характера, который преисполнен противоречий: Захар не отдаёт, например, Тарантьеву сюртука, несмотря на приказ Обломова, и в тоже время не стесняется воровать у своего барина сдачу, чего никогда не сделал бы Савельич; чтобы скрыть свои проделки, избавиться от работы, похвастаться, Захар постоянно прибегает ко лжи, отличаясь и тут от откровенного, правдивого Савельича. Он не бережёт барского добра, постоянно бьёт посуду и портит вещи, кутит с приятелями в кабачке, “бегает к куме подозрительного свойства”, тогда как Савельич не только не позволяет себе покутить, но и удерживает от кутежей своего барина. Захар чрезвычайно упрям и ни за что не изменит своим привычкам; если, предположим, он обыкновенно метёт комнату лишь посередине, не заглядывая в углы, то нет никакой возможности заставить его делать это; остаётся только одно средство; повторять приказание каждый раз, но и после стократного повторения Захар не привыкнет к новому роду обязанностей.

Отвращение к труду в связи с необходимостью хоть кое-что делать породили в Захаре угрюмость и ворчливость; он даже не говорит, как говорят обыкновенно люди, а как-то хрипит и сипит. Но за этой грубой, грязной, непривлекательной внешностью скрывается в Захаре доброе сердце. Он, например, способен целыми часами играть с ребятами, которые немилосердно щиплют его густые бакенбарды. Вообще Захар - это смесь крепостной патриархальности с наиболее грубыми, внешними проявлениями городской культуры. После сравнения его с Савельичем ещё ярче обрисовывается цельный, симпатичный характер последнего, ещё резче выступают его типические черты, как настоящего русского крепостного слуги – домочадца в духе “Домостроя”. В типе Захара уже сильно заметны непривлекательные черты позднейших освобождённых, часто беспутных дворовых, служивших господам уже на началах найма. Получив волю, часть не будучи к ней подготовлены, они воспользовались ею для развития дурных своих качеств, пока в их среду не проникло смягчающее и облагораживающее влияние новой, свободной уже от уз крепостничества, эпохи.

На фестивале «Семья считает»* в Перми экономисты, филологи, банкиры, общественные активисты и простые горожане обсудили модели финансового поведения героев любимых литературных произведений. Эксперты порекомендовали семейству Раневских из «Вишнёвого сада» признать сделку по продаже сада недействительной, и выяснили, что деньги являются одним из сюжетных каркасов в русской литературе.

Публикуем стенограмму литературно-финансового блица «Куда подевались буратиньи сольдо и другие приключения финансовых плутов и недотёп русской литературы». Мероприятие состоялась 12 мая в рамках фестиваля финансовой грамотности «Семья считает» в Центра городской культуры.

Участники дискуссии:

Светлана Маковецкая , модератор дискуссии, директор центра ГРАНИ, экономист

Анна Моисева , кандидат филологических наук, старший преподаватель кафедры русской литературы ПГНИУ

Пётр Ситник , финансист, преподаватель ВШЭ Пермь

Ирина Орлова , банкир, преподаватель ВШЭ Пермь,

Валентин Шаламов , банкир

Мария Горбач , литератор, общественный активист

Вступление и наследство Евгения Онегина

Светлана Маковецкая: Мы все изучали русскую классическую литературу и при случае стараемся показать себя, если и не людьми, сильно погружёнными, то сведущими в этой области. Думаю, обращение к литературному опыту позволит поговорить о том, как выглядит ожидаемое финансовое поведение персонажей, которые приходятся нам почти родственниками и что изменилось бы в их судьбах, поступи они иначе. Давайте обсудим те произведения, где явно встречаются истории финансовых успехов или трагедий, где финансовые решения принимались в интересах семьи или же приводили к краху целого рода.

Мне, в первую очередь, в голову приходит «Евгений Онегин» А.С. Пушкина. Все помнят цитату: «Долгами жил его отец. Давал три бала ежегодно. И промотался наконец». Напомню, что сам Евгений отказывается от наследства, затем в тексте произведения следуют сложные конструкции о том, что Евгений знает про «натуральный продукт» и другие экономические категории, в отличие от папеньки. Именно отказ от наследства заставляет Евгения приехать к не менее богатому, умирающему дяде, после чего и разворачивается основной сюжет произведения. Наверное, если бы Онегин не отказался от отцовского наследства, то всё сложилось иначе. Кстати, филолог Юрий Лотман в своём комментарии к «Евгению Онегину» обратил внимание, что русские дворяне постоянно были в долгах. Так и отец Евгения регулярно закладывал и перезакладывал землю. В итоге всё пошло прахом и земля досталась кредиторам, а не Евгению.

Эксперты (слева направо): Анна Моисева – филолог, Мария Горбач – общественный активист и бывший учитель литературы, Валентин Шаламов – банкир, Пётр Ситник – фундаментальный финансист, обсуждают финансовое поведение любимых литературных персонажей.

Индейцы капитализма

Пётр Ситник: Мне на память сразу приходит «Вишнёвый сад» А.П. Чехова, о котором, кстати, в деталях я узнал на уроках экономической истории, а не литературы, как примере рентоориентированного поведения. Но рассказать я хочу не о нём, а об американцах «Одноэтажной Америки» Ильфа и Петрова. Вообще, если вы хотите понять экономику, то читайте либо «Незнайку на Луне» Н. Носова (школьный уровень), либо «Одноэтажную Америку» (университетский уровень).

Я бы хотел обратить внимание на историю одного индейского племени из «Одноэтажной Америки», которое жило своей культурой в стране победившего капитализма. Однако глобализация настигает их, когда один из соплеменников организует торговлю. Он ездит в ближайший город, закупает там товар и перепродаёт его на месте. Всё идёт хорошо, пока один из горожан-американцев не ужаснулся тому, что индеец торгует без наценки. Когда американец расспрашивает индейца о мотивах такой бескорыстности, то в ответ получает: «Но это же не работа! Вот охота – это работа». То есть, индеец торговал лишь для того, чтобы племя имело товары, которых не было в деревне.

Если вы хотите понять экономику, то читайте либо «Незнайку на Луне» Н. Носова (школьный уровень), либо «Одноэтажную Америку» (университетский уровень)

Но что случилось, если бы индеец превратил свою деятельность в коммерцию? Ответ мы знаем на примере племён, которые всё же пошли по этому пути. В США, например, индейцам Сиэтла правительство разрешило создавать на своей территории казино, что и стало их главным источником дохода. Некоторым из таких племён удалось даже сохранить свою культуру, но в несколько декоративном варианте (для туристов). А там, где казино ещё нет, осталась и аутентичная индейская культура.

О Балде и широком круге обязательств российских работников

Мария Горбач: Я всегда воспринимала литературу как подборку кейсов, и говорила детям, что совсем не обязательно испытывать всё на личном опыте, можно просто заглянуть в книжки. Готовясь к дискуссии, я тоже выбрала произведение А.С. Пушкина «Сказка о попе и о работнике его Балде». Это произведение о том, как заключить договор с широким кругом обязанностей и не заплатить по нему работнику.

Примечательно, что в сговор с попом входит попадья, которая изначально всячески симпатизировала Балде, в этом Пушкин раскрывает женское коварство. Ведь именно попадья советует поручить Балде такую работу, с которой он точно не справится (спросить оброк с озёрных чертей). Однако, ко всеобщему удивлению, в том числе и самих чертей, Балда с этой задачей справляется!

«Сказка о попе и о работнике его Балде». Это произведение о том, как заключить договор с широким кругом обязанностей и не заплатить по нему работнику

В каком договоре говорилось о том, что Балда должен собирать оброк с каких-то чертей? Но, тем не менее, ему дают такое поручение, а он берётся за его исполнение также легко и весело, как и за всё предыдущее. Очевидно, Балда воспринимает любую задачу, как возможность для самореализации, расширения собственного пространства и компетенций. При этом черти тоже попали как последние «лохи».

Модератор: Сплошное внеэкономическое принуждение получается!

Мария Горбач: Да! Балда, извините, берёт всех на «понт», проявляет себя блестящим коммуникатором, собирает с чертей оброк и только после этого начинает требовать оплату своего труда.

Реплика из зала: Поведение типичного коллектора.

Мария Горбач: Обратите внимание, что во всей этой истории денег нет совсем. А при найме работника не идёт речи ни о контракте, ни об оплате труда. В результате Балда идёт работать за всем известное, исключительно российское: «за еду»! Приложить себя к делу, но не оговорить условий работы – это очень по-нашему.

В итоге, если бы поп не придумывал разные схемы того, как бы не платить Балде, а вёл себя честно и порядочно, то, возможно, он бы и уцелел. Но, повторюсь, примечательно то, что на протяжении всего произведения постоянно идёт речь о деловых отношениях и ни разу о деньгах. И ещё для меня здесь важно то, насколько легко люди берут на себя не свойственные им обязанности. Уверена, в нашей стране так поступает каждый, поэтому мы все Балды в той или иной степени.

Противостояние двух стратегий: игры по правилам и их нарушения в «Униженных и оскорблённых»

Валентин Шаламов: Я бы хотел предложить для обсуждение лучшее и, на мой взгляд, самое глубокое произведение Ф.М. Достоевского – «Униженные и оскорблённые». Здесь множество финансовых ситуаций, пусть они и не описаны в деталях, но хорошо показан сам нерв подобных проблем. Отмечены стороны, их интересы. Рассматривается ситуация, когда один человек может манипулировать кем угодно: сыном, невестой, родителями невесты, бывшей женой и её отцом, используя при этом самые жёсткие и грязные методы. При этом сам человек остаётся чистым в глазах окружающих.

Интерес представляет сравнение ценностей мира протестантизма (кальвинизма) и мира русского на примере противостояние англичанина Иеремии Смита и князя Валковского (один из главных героев и главный злодей). Роман начинается со смерти Иеремии, которая и стала следствием этого противостояния. На мой взгляд, если бы Иеремия Смит провёл то, что мы сейчас называем проверкой контрагента на добросовестность, сохранил финансовые документы, а также придерживался стратегии распределения рисков (а не вложил всё в предприятие Валковского), то трагедии можно было избежать.

Модератор: Вы особо подчеркнули, что Иеремия Смит англичанин, то есть от него следовало ждать более грамотного поведения?

Валентин Шаламов: Наоборот, ведь Смит протестант. Он был уверен: если вести себя добросовестно по отношению к партнёру, что он и делал, то в ответ следует ожидать такого же отношения со стороны потенциального контрагента.

Модератор: Классическое противостояние человека, который привык играть по правилам и того, кто их нарушает.

Вронский или Левин?

Ирина Орлова: Хочу сказать спасибо за два вечера, которые я провела за перечитыванием моего любимого романа «Анна Каренина» Л.Н. Толстого для подготовки к дискуссии. Мы привыкли смотреть на это произведение с точки зрения природы взаимоотношений мужчины и женщины, матери и ребёнка и т.д. Теперь же я изучила его с точки зрения финансового поведения двух главных героев: Вронского и Левина.

По тому, как Вронский продавал лес, принадлежащий Долли, можно согласиться с утверждением выше, что российское дворянство не считало для себя зазорным жить по уши в долгах. Причём долги передавались из поколения в поколение.

В персонаже Вронского несоответствие расходов и доходов проявляется наиболее ярко. Противоположностью ему является Левин, который никогда не брал деньги в долг и всегда жил по средствам, и в целом был куда более аккуратным в делах, нежели Вронский.

Анна Моисеева: Но, с другой стороны, если бы Вронский был другим, то, вероятно, Анна Каренина и не выбрала его.

От «Недоросли» до «Мёртвых душ»

Анна Моисева: Мне было сложно остановится на каком-то одном произведении, поэтому я сделаю нечто вроде обзора и попытаюсь доказать, что тема финансов очень важна для русской литературы, начиная с XVIII века (с момента формирования в России светской литературы европейского типа).

Сюжет первого же произведения в этом ряду – «Недоросли» Д.И. Фонвизина полностью строится вокруг финансового вопроса, а именно выданья балбеса Митрофанушки за бесприданницу Софью, которая вдруг становится наследницей годового дохода в 15 тысяч рублей. Здесь же есть замечательный образ дядюшки Стародума, который заработал деньги для племянницы в Сибири честным путём. Можно вспомнить его замечательные слова: «Богат не тот, кто отсчитывает деньги, а тот, кто отсчитывает деньги лишние для того, чтобы помочь другим».

У А.С. Пушкина с темой денег непосредственно связан «Скупой Рыцарь» и «Пиковая Дама». Если с «Рыцарем» всё более-менее понятно, то на «Пиковой Даме» хочется остановиться подробнее. Стоит заметить, что Герман является далеко не бедным человеком, хотя мы и привыкли считать его бедняжкой, который не может самореализоваться. Напомню, что он ставит на кон 47 тысяч рублей – вполне приличные для того времени деньги. Просто он хочет всего и сразу.

Н.В. Гоголь в «Мёртвых душах» описывает готовые мошеннические схемы

Н.В. Гоголь в «Мёртвых душах» описывает готовые мошеннические схемы, которые проворачивал Чичиков, а также целый ряд образов, представляющих разные модели финансового поведения помещиков. Здесь есть расточительный Манилов, который не может угостить гостя достойной едой, но готов построить беседку в саду ради него. Накопитель Собакевич старается собрать со всех как можно больше, даже на сделке с Чичиковым он пытается нажиться, хотя и понимает её сомнительную чистоту. Коробочка, которая тупо и глупо копит, и расходует всё на жалкие лоскуточки. Ноздрёв, готовый потратить последнее на свои прихоти (щеночка, шарманку с одной мелодией и т.п.). Плюшкин соединяет в себе как тягу к накоплению, так и к бездумным тратам. То, как он ведёт хозяйство – полное самоубийство! Имея поначалу прекрасное хозяйство, он заканчивает тем, что ходит по дому в старом халате, держит вино с мухами, а в его карманах лишь засохшие сухари. Всё это примеры того, как не нужно себя вести в плане стяжательства или расточительства.

Невозможно недооценить влияние денег на судьбы героев произведений Ф.М. Достоевского. Раскольников, как и Герман из «Пиковой Дамы», тоже нацелен на получение всего и сразу. Что и приводит его к трагедии, хотя свой капитал Раскольников хотел направить на возвышенные цели: тратить его не на себя, а на нужды своих близких.

Таким образом, тема денег очень значима в русской литературе. Возможно, мы потому её и не замечаем, что она встречается практически везде, но всегда в связке с проблемами человеческих взаимоотношений, хотя эта финансовая пружина зачастую и определяет развитие сюжета произведений, судьбу героев. В случае того же «Преступления и наказания», не желай Расколькников всего и сразу, то романа бы и не получилось, а процентщица умерла тихой и спокойной смертью и все судьбы были бы целы.

О любви к деньгам

Пётр Ситник: Я бы хотел продолжить мысль о том, что деньги и отношения всегда где-то рядом. Вообще финансы – это сами деньги и отношения по поводу них. Следуя этой логике, необходимо помнить, что финансы и то, как человек их воспринимает, ценит или презирает – вещи неразрывные.

Реплика из зала: Тут хотелось бы вернуться к названию темы дискуссии. Быть может, не случайно именно в интерпретации Алексеем Толстым зарубежного произведения мы встречаем совершенно иное отношение к деньгам. Ведь Буратино искренне любит свои сольдо, я не могу вспомнить ни одного российского произведения, где любовь к деньгам со стороны героя была бы такой же светлой и непосредственной.

В России деньги всегда были, прежде всего, атрибутом статуса и власти. Они у нас не самоценны.

Реплика из зала: Потому что в России деньги всегда были, прежде всего, атрибутом статуса и власти. Они у нас не самоценны.

Модератор: Наличие денег у нас означает, что их нужно отмаливать или особым образом охранять.

Мария Горбач: Оптимистично о деньгах, на мой взгляд, писал А.Н. Островский.

Анна Моисева: Ярким примером безупречной деловой дисциплины и уважительного отношения к финансам является Князь Болконский (отец Андрея Болконского) из «Войны и мира» Л.Н. Толстого. Как все помнят, он с трудом выкроил время для встречи со своим сыном перед тем, как тот поехал на войну.

Реплика из зала: В той же «Войне и мире» есть пример и финансово безграмотного поведения целой семьи. Я имею в виду Ростовых, где каждый член семьи лишь усугублял положение, не желая менять собственных привычек. Что в итоге и привело к финансовому краху этого милой четы.

Итоги. Совет Раневским

Модератор: Давайте возьмём хрестоматийный «Вишнёвый сад» и подумаем, что можно изменить в финансовом отношении героев для благополучного финала произведения?

Анна Моисева: На эту тему есть статья замечательного преподавателя Высшей школы экономики Елены Чирковой. Она отмечает, что у Раневской было несколько вариантов. Во-первых, не продавать всё имение, а лишь участок с домом или сдать какую-то часть имения в аренду. Во-вторых, последовать совету Фирса и попытаться наладить торговлю вишней. Но госпожа Раневская опять же, хотела всего и сразу. Вот ей приходит письмо из Парижа, и она предпочитает 90 тысяч единовременного дохода вместо меньших, но ежегодных выплат.

Модератор: Мне кажется, Раневская ещё и человек, который в принципе не может принимать решения, поэтому всё и происходит словно само собой, безвольно и почти случайно.

Ирина Орлова: Ещё можно было признать сделку по продажи имения Раневских недействительной.

Валентин Шаламов: Вообще богатая женщина и молодой альфонс – сюжет, который воспроизводится в нашей литературе в разные периоды.

Модератор: Давайте подводить итоги. Мы выяснили, что деньги порой – это жёсткий сюжетный каркас в классических произведениях, но мы не отдаём себе в этом отчёт, вероятно, из-за стыдливого отношения к деньгам. Отметили ощущение, будто к деньгам русские относятся не совсем уважительно и, возможно, поэтому они нам и не достаются. А успешные или проигрышные модели финансового поведения могут быть присущи всей семье, а не кому-то одному, и нежелание членов семьи меняться приводит к краху всего рода.

* Проект «Семья считает» реализуется центром ГРАНИ совместно с федеральным Минфином и Всемирным Банком в пяти городах Пермского края: Перми, Кудымкаре, Кунгуре, Лысьве и Оханске. Цель проекта – повышение финансовой грамотности и информированности семей в сфере финансовых услуг, освоение навыков получения безопасных и качественных финансовых услуг, формирование в местных сообществах «позитивных» моделей деятельности домохозяйств при реализации и защите прав потребителей финансовых услуг.

Русскую культуру середины века начинают привлекать темы брачных афер - сюжеты, распространившиеся в обществе благодаря появлению инициативных людей, обладающих характером, амбициями, но не имеющих родовых средств для воплощения желаний. Герои Островского, Писемского не похожи своими требованиями к миру, но едины в избранных средствах: чтобы поправить материальное положение, они не останавливаются перед раздражающими муками совести, ведут борьбу за существование, лицемерием компенсируя ущербность социального статуса. Этическая сторона вопроса беспокоит авторов только в той мере, в какой наказываются все стороны конфликта. Здесь нет явных жертв; деньги одной группы персонажей и активность искателя «доходного места» в жизни, независимо от того, является ли оно женитьбой либо новой службой, одинаково аморальны. Сюжет семейно-бытовой коммерции исключает намек на сострадание жертве, ее просто не может быть там, где решаются финансовые коллизии и результаты в итоге одинаково устраивают всех.

Островский погружает читателя в экзотический быт купечества, комментируя темы предшествующей литературы с помощью фарса. В пьесе «Бедность не порок» проблема отцов и детей полностью опосредована денежными отношениями, образы благородно несчастных невест сопровождаются откровенными разговорами о приданом («Без вины виноватые»). Без особой сентиментальности и откровенно персонажи обсуждают денежные проблемы, всевозможные свахи с охотой устраивают свадьбы, по гостиным расхаживают искатели богатых рук, обсуждаются торговые и брачные сделки. Уже названия произведений драматурга - «Не было ни гроша, да вдруг алтын», «Банкрут», «Бешеные деньги», «Доходное место» - указывают на изменение вектора культурного освоения феномена денег, предлагают разнообразные способы упрочения общественного положения. Более радикальные рекомендации рассматриваются в щедринском «Дневнике провинциала в Петербурге», четвертая глава которого представляет живописный каталог вариантов обогащения. Истории о людях, достигших богатства, обрамлены жанром сновидения, позволяющим без ложной социальной скромности и минуя патетические оценки представить людскую предприимчивость: «черноволосый» , что так усердно богу молится перед обедом, «у своего собственного сына материнское имение оттягал» , другой своей родной тетке конфет из Москвы привез, а «она, поевши их, через два часа богу душу отдала» , третий финансовую махинацию с мужиками крепостными «в лучшем виде устроил» , с прибытком остался. Дьявольская фантасмагория сна потребовалась автору, чтобы, избегая назидания, раскрыть всеобщий закон жизни: «Мы грабим - не стыдясь, а ежели что-нибудь и огорчает нас в подобных финансовых операциях, то это только неудача. Удалась операция - исполатъ тебе, добру молодцу! не удалась - разиня!»

В «Дневнике провинциала...» ощущается следование тенденциям, занимавшим литературу второй половины XIX века. Обнаруживаются мотивы, уже знакомые по Гончарову. К примеру, в «Обыкновенной истории» различие столичных и провинциальных нравов обозначается отношением к явлениям, данным, казалось бы, в полное и безвозмездное владение человеку: «Дышите вы там круглый год свежим воздухом, - назидательно увещевает старший Адуев младшего, - а здесь и это удовольствие стоит денег - все так! совершенные антиподы!» У Салтыкова-Щедрина эта тема обыгрывается в контексте мотива воровства, объясняемого следующим образом: «Очевидно, он уже заразился петербургским воздухом; он воровал без провинциальной непосредственности, а рассчитывая наперед, какие могут быть у него шансы для оправдания» .

Криминальная добыча денег, воровство вводится в философскую систему человеческого общежития, когда люди начинают делиться на тех, кто богат и смертей, и тех, кто за право стать наследником, «как дважды два - четыре» , способен «насыпать яду, задушить подушками, зарубить топором!» . Автор не склонен к категоричным обвинениям нуждающихся в деньгах, напротив, прибегает к сравнениям с животным миром, чтобы хоть как-то прояснить странное чувство, испытываемое бедными к богатым: «Кошка усматривает вдали кусок сала, и так как опыт прошлых дней доказывает, что этого куска ей не видать как своих ушей, то она естественным образом начинает ненавидеть его. Но, увы! мотив этой ненависти фальшивый. Не сало она ненавидит, а судьбу, разлучающую с ним... Сало такая вещь, не любить которую невозможно. И вот она принимается любить его. Любить - и в то же время ненавидеть...»

Категориальный лексикон данного псевдофилософского пассажа очень отдаленно, но напоминает силлогизмы романа Чернышевского «Что делать?», герои которого каждое жизненное событие, единичный факт стремятся возвести к обобщению, неизменно доказывающему теорию разумного эгоизма. Исчисления, цифры, коммерческие выкладки, подведение баланса так или иначе подтверждаются моральными резюме, удостоверяющими истинность тотального бухгалтерского взгляда на человека. Пожалуй, только сны Веры Павловны свободны от калькуляции, они отданы созерцанию фантастических событий. Можно допустить, что будущее, каким оно видится в снах героини, не знает нужды в деньгах, однако не менее убедительным будет предположение, что Вера Павловна в снах отдыхает от расчетливой теории; инобытие тем и хорошо, что в нем можно освободиться от потребности экономить, скряжничать, подсчитывать. Но остается все-таки странным обстоятельство, почему героиню покидает ее прагматический гений, достаточно ей сомкнуть глазки. Щедрин, как бы полемизируя с Чернышевским, насыщает сюжет сна гиперкоммерческими операциями; высвобождает чувства персонажей из-под гнета общественной охранительной морали, дозволяя им прислушиваться к финансовому голосу души.

Роман Чернышевского предлагает два плана бытийного осуществления героини - рациональное настоящее и идеальное будущее. Прошлое ассоциируется с мрачным временем, не связанным с новой реальностью идеей сознательного самопостижения и рационализации всех сфер индивидуального существования. Вера Павловна удачно усвоила уроки прагматического мировоззрения, распространившегося в России. Затеянное ею кустарное производство, напоминающее промышленные опыты Запада, сознательно идеализируется автором, приводящим доказательства перспективности предприятия. Неясным оказывается только психологическое самочувствие работниц, отдающих рациональной философии коммунистического труда рабочее и личное время. В романе встречаются восторженные апологии совместного жития, но, даже не подвергая их сомнению, трудно предположить, что для кого-либо, исключая хозяйку, допускается вероятность индивидуальной импровизации внутри жесткой структуры расписанных обязанностей. В лучшем случае ученичество работниц может увенчаться открытием собственного дела или перевоспитанием: это вовсе не плохо, но сужает пространство частной инициативы. На уровне вероятной формулы эксперимент Веры Павловны хорош, в качестве отражения реальности - утопичен и обращает само повествование более к фантастической рекомендации «как честно нажить свой первый миллион», чем к художественному документу нравов людей, делающих деньги.

В портретировании негоциантов и «другого финансового люда» драматические сцены пьесы «Что такое коммерция» Салтыкова-Щедрина являются примером попытки энциклопедически представить историю накопительства в России. Персонажами избираются отечественные купцы, уже богатые, и начинающий, только мечтающий «о возможности сделаться со временем "негоциантом"» . Введение в текст еще одного героя - «праздношатающегося» - позволяет связать пьесу Салтыкова-Щедрина с творческой традицией Н. В. Гоголя - «господин подозрительного свойства, занимающийся... композицией нравоописательных статеек a la Тряпичкин» . За чаем и бутылкой тенерифа идет неспешная беседа об искусстве торговли, издержках и выгодах. Купеческий сюжет, в отличие от мелкокустарного из «Что делать?», немыслим без неизменной проекции прошлого на настоящее. Будущее здесь туманно, оно не выписывается в радостных тонах, так как противоречит деловой патриархальной мудрости: «Счастье не в том, о чем по ночам бредить, - а на чем сидишь да едешь» . Собравшиеся ностальгически вспоминают об ушедших временах, когда жили «словно в девичестве, горя не ведали» , капиталы наживали на обмане мужичков, а «под старость грехи перед богом замаливали» . Теперь же и нравы, и привычки поизменялись, каждый, - жалуются купцы, - «норовит свою долю урвать и над торговцем потешиться: взятки возросли - раньше достаточно было напоить, а теперь куражится чиновник, сам уже пьянствовать не может, так "давай, говорит, теперича реку шинпанским поить!"».

Гоголевский праздношатающийся Тряпичкин выслушивает рассказ о том, как выгодно казне товар поставлять и государство обманывать, покрывая успешное дельце взяткой писарю станового, который распроданный на сторону казенный хлеб «за четвертак» так описал, «...что я, - признается купец Ижбурдин, - даже сам подивился. И наводнение и мелководье тут: только нашествия неприятельского не было» . В финальной сцене «праздношатающийся» подводит итог услышанному, оценивая деятельность купцов в эмоциональных понятиях, идеально выражающих существо вопроса: «мошенничество... обман... взятки... невежество... тупоумие... общее безобразие!» В общих чертах это и есть содержание нового «Ревизора», но подарить его сюжет уже некому, разве что взяться самому Салтыкову-Щедрину. В «Истории одного города» писателем проводится масштабная ревизия всей Российской империи, а главой «Поклонение мамоне и покаяние» выносится язвительный приговор тем, кто уже в сознании конца XX века будет олицетворять державную совесть и бескорыстную любовь к высокому; тем самым купцам и заботящимся о благе народном властям предержащим, что выстраивали благостный образ свой, беря более в расчет забывчивых на злую память потомков и вовсе игнорируя тех, кто беден от «сознания своей бедности» : «...ежели человек, произведший в свою пользу отчуждение на сумму в несколько миллионов рублей, сделается впоследствии даже меценатом и построит мраморный палаццо, в котором сосредоточит все чудеса науки и искусства, то его все-таки нельзя назвать искусным общественным деятелем, а следует назвать только искусным мошенником» . С язвительным отчаянием отмечает писатель, что «истины эти были еще не известны» в мифическом Глупове, а что касаемо родного Отечества, то во все времена настойчиво доказывалось: «Россия - государство обширное, обильное и богатое - да человек-то иной глуп, мрет себе с голоду в обильном государстве» .

Русская мысль поставлена перед задачей определить место денег в сущностных координатах социального и индивидуального бытия, проблема поиска компромисса назрела давно. Уже невозможно огульно отрицать роль экономических факторов в формировании национального характера. Поэтизация славянофилами патриархального быта и морали сталкивается с реальностью, все более склоняющейся к новому типу сознания, так неприятно напоминающего западные образцы самореализации, воздвигнутые на философии расчета. Противопоставление им в качестве антагонистических идей духовности выглядит не слишком убедительным. Идеализация купечества ранним Островским неожиданно вскрывает пугающую совокупность свойств, даже более страшных, чем европейский прагматизм. Городская тема обнаруживает конфликты, инициированные денежными отношениями, которые не представляется возможным игнорировать. Но как изображать портрет нового национального типа купца, имеющего несомненные преимущества перед классическими персонажами культуры начала века, уже давно дискредитировавшими себя в общественной жизни? Купец интересен как личность, привлекателен волевым характером, но «самодур» , - утверждает Островский, - и «вор откровенный» , - настаивает Салтыков-Щедрин. Поиск литературой нового героя - явление хотя и спонтанное, однако отражающее потребность обнаружения перспектив, того целеполагания, которое выступает парадигмой общенациональной мысли, становясь значимым звеном новой иерархии практических и нравственных ценностей. Русская литература середины века увлечена купцом, человеком, создавшим самого себя, вчерашним крестьянином, а теперь хозяином дела; самое же главное, своим авторитетом и размахом предприятий могущим доказать порочность мифа о прекрасном маленьком и бедном человеке. Писатели сострадают нищете, но и осознают тупиковость ее художественного созерцания и анализа, как бы предчувствуя надвигающуюся катастрофу в виде философской объективации бедности, разрушающей классическую совокупность представлений об универсалиях - свободе, долге, зле и т. д. При всей любви, например, Лескова к персонажам из народа в произведениях писателя не менее очевиден пристальный интерес к торговому люду. Щедринские инвективы несколько смягчаются Лесковым, он не заглядывает так далеко, чтобы в будущих меценатах обнаружить воровскую природу. Автор романа «Некуда» отстраняется в позиции одной из героинь от мировоззренческих дискуссий и смотрит на драматически усложненные вопросы глазами повседневности, не менее правдивыми, чем взгляды поэтов-витий.

Одна из сцен произведения представляет домашнюю дискуссию о предназначении женщины; доходит до жизненных доказательств, рассказываются истории, которые повергли бы в ужас героев первой половины века и которые будут еще не раз названы откровенно порочными - о счастливом замужестве девушки и генерала, что «хоть не стар, но в настоящих летах» . Обсуждение «настоящей» любви, осуждение молодых мужей («никакого проку нет, все только о себе думают» ) прерывается откровенностью «сентиментальной сорокалетней домовладелицы» , матери трех дочерей, перечисляющей практические резоны и сомнения относительно их семейного благоустройства: «Дворяне богатые нынче довольно редки; чиновники зависят от места: доходное место, и хорошо; а то и есть нечего; ученые получают содержание небольшое: я решила всех моих дочерей за купцов отдать» .

На подобное заявление следует возражение: «Только будет ли их склонность?» , вызывающее категоричную отповедь домовладелицы русским романам, прививающим, а в этом она уверена, читательницам дурные мысли. Предпочтение отдается французской словесности, которая уже не оказывает такого влияния на девические умы, как в начале столетия. Вопрос Зарницына: «А кто же будет выходить за бедных людей?» не сбивает с толку многодетную мамашу, остающуюся верной своим принципам, но намечает серьезную тему культуры: литературная типология, предлагавшаяся художественной моделью реальности, эталоном не всегда обязательного, но долженствования в организации мысли и поступка, созданная романами Пушкина и Лермонтова, исчерпывает себя, утрачивает нормотворческую направленность. Отсутствие в реальной жизни богатых дворян, культурно тождественных классическим персонажам, высвобождает пространство их бытийного и мыслительного обитания. Это место оказывается вакантным, именно поэтому разрушается модель литературной и практической самоидентификации читателя. Иерархия литературных типов, способов мышления и воплощения разрушается. Тип так называемого лишнего человека превращается в культурный реликт, утрачивает жизнеподобие; соответственно этому и корректируются остальные уровни системы. Маленький человек, ранее интерпретировавшийся прежде всего с этических позиций, не имея равновесия в разрушенной дискредитацией лишнего человека фигуре баланса, обретает новый жизненно-культурный статус; он начинает восприниматься в контексте не потенциального морального добродеяния, а в конкретной реальности оппозиции «бедность - богатство».

Персонажи романов второй половины века, если и сохраняют черты классической типологии, то лишь в качестве традиционных масок овнешненных форм культурного существования. Деньги превращаются в идею, выявляющую жизнеспособность индивида, его бытийные права. Вопрос об обязательствах возникает не сразу и отличает плебейский сюжет мелкого чиновника и разночинца, чьи фабульные позиции сводятся к жалким попыткам выживания. Жанр физиологического очерка сводит проблему бедности - богатства к натурфилософской критике капитала и не разрешает самой дилеммы. Слишком поверхностной представляется констатация: богатство - зло, а бедность требует сострадания. Не учитываются объективные экономические факторы, приведшие к такому состоянию общество. С другой стороны, интенсифицируется культурный интерес к психологии бедности и богатства. Если раньше обе эти ипостаси лишь определялись как данность, то теперь обозначилось усиление внимания к экзистенциальной природе антиномий.

Бедность оказывается более доступной для художественного исследования, она облекается в нравственные понятия, центрируется в суверенных этических категориях. Создается апология маргинального состояния человека, сознательно не идущего на компромисс с совестью. Эта сюжетика исчерпывает и крестьянские образы литературы. Тема богатства оказывается полностью вытесненной из морального континуума целостности мира. Подобное положение, основанное на радикальном противопоставлении, недолго может устраивать культуру, интересующуюся формами контактов между двумя маргинальными пределами. Начинают исследоваться внутрисубъектные отношения честной бедности и порочного богатства, и обнаруживается, что убедительная парадигма не всегда соответствует истинному положению людей на условной оси этических координат. Момент непредсказуемости, казалось бы, социально программируемого поведения героев исследуется Лесковым в повести «Леди Макбет Мценского уезда». Купец Зиновий Борисович, которому автор симпатизирует, задушен народными персонажами - Екатериной Львовной и Сергеем. На их же совести отравленный старик и умерщвленный младенец. Лесков не упрощает конфликта. Причинами убийств называются страсть и деньги. Насыщение интриги столь неравными понятиями возводит сюжет к мистической картине, требующей своего рассмотрения с отличной от обыденной точки зрения. Сотворчество двух, словно вышедших из некрасовских поэм, героев приводит к тотальной деструкции мира. Экспозиционно инертные люди приобщаются к идее страсти, это не просто побуждение к чувству либо деньгам, но концентрированный образ нового смысла, экстатическая сфера приложения сил, за пределами которой утрачивается значимость повседневного опыта, наступает ощущение высвобождения из рефлексивных моделей поведения. Одной из причин (деньги или любовь) было бы достаточно для иллюстрации идеи страсти. Лесков сознательно объединяет оба побуждения, чтобы избежать идентификации поступков героев с апробированными культурой сюжетами. Создаваемая в итоге целостность всеединства устремлений в метафизическом плане позволяет вывести деньги из симуляционного, факультативного пространства индивидуальной жизнедеятельности на уровень начала, равного по параметрам любви, ранее исчерпывающей содержание идеи страсти.

Ложность данной синонимии обнаруживается лишь в кровавых способах достижения цели, преступном осуществлении планов: радикализм же самой мечты стать богатыми и счастливыми не подвергается сомнению. Если бы героям пришлось придушить негодяев, идее страсти нашлось бы немало читательских оправданий. Эксперимент Лескова заключается в попытке наделить героиню намерением постигнуть бесконечно полное бытие, обретя столь потребную свободу. Неосуществимость цели заключена в инверсии моральных доминант, покушении на недозволенное и непостижимое. Позитивный опыт, если можно так говорить о сюжете, перенасыщенном убийствами (имеется в виду прежде всего философское раскрытие денежной фабулы лесковского текста), заключен в попытке раздвинуть границы одинаково глобальных эмоций, через ложные формы самоосуществления персонажей прийти к формулировке идеи страсти как рационализированного и в той же мере хаотического типа деятельности независимо от того, на что он направлен - на любовь или на деньги. Уравненные понятия обмениваются своими генетическими первоосновами и одинаково могут выступать в качестве прелюдии порока либо бытийного оформления человека.

Шекспировская аллюзия, отмеченная в названии произведения, становится тематической экспозицией раскрытия русского характера. Воля к власти леди Макбет подавляет даже намеки на иные желания; сюжет герогни сосредотачивается на доминантном побуждении. Катерина Львовна пытается изменить мир объективных законов, и волевая ущербность ее избранника мало что корректирует в ее представлениях о морали. Шекспировская концентрированность образа подразумевает раскрытие цельного характера в процессе опустошения окружающего мира. Все мешающее достижению намеченного физически уничтожается, самодостаточный характер вытесняет нежизнеспособных из сферы, криминально созидаемой для успокоения души, отелесненной идеей страсти.

Русская литература еще не знала подобного характера. Самоотверженность классических героинь связана с одномоментным поступком, проистекающим из импульсивности решения. Катерина Львовна отличается от них последовательностью в воплощении мечты, что, несомненно, свидетельствует о появлении нового характера в культуре. Порочная партитура самопроявления указывает на духовную деградацию, одновременно означая способность заявить собственную идентичность недостижимой цели. В этом отношении героиня Лескова знаменует начало качественной трансформации обветшалой литературной типологии. Общая классификационная парадигма «богатые–бедные» подтверждается появлением характера, придающего схеме образов особый философский масштаб. Богатые предстают уже не как оппозиция нищете, а раскрываются в жажде обладания властью над обстоятельствами. Купеческий сюжет указывает на близкий феномен, однако цепь мелких махинаций и компромиссов открывает тему торгового человека для социальной сатиры, овнешняющей и утрирующей глобальную философию приобретательства, обманов и преступлений, ведущих к свободе и возможности диктовать свою волю. Появление лесковской героини спровоцировало культуру на идеологическое экспериментаторство, немыслимое без мировоззренческого порыва, напрямую или косвенно зиждящегося на прагматической основе, затем вытесняемой пограничным психологическим состоянием за пределы духовно-практического опыта. Уже через год будет опубликован роман Достоевского «Преступление и наказание», в котором семантика воли осознающего себя бытия раскроется в трансцендентной неопределенности перспектив (наказание) и конкретности измерения эмпирической реальности (преступление). Раскольникова по рефлексивности сознания можно уподобить шекспировскому Макбету, в ком логос торжествует над рацио. «Леди Макбет Мценского уезда» расширяет интерпретационный горизонт сюжета Раскольникова натуралистически-прагматическим вариантом просуществления глобальной, распространяемой на универсум индивидуальной утопии.

В романе Достоевского ощутимо присутствие текстовой памяти, интегральной совокупности мотивов, намеченных Лесковым. Трагедия Катерины Львовны - в гипертрофированной воле, поражение Раскольникова - в атрофированном характере, болезненности само- и мировосприятия. Писателями предлагаются две ипостаси философии поступка, в одинаковой мере базирующихся на образе денег; они чаемы, но оказываются незначительными, так как вытесняются этическими концепциями. Русская литература обнаруживает ту грань, что начнет отделять сферу абсолютной субъективности духа от объективированных форм «коммерческой» самореализации персонажей. После драматического опыта Катерины Львовны и Раскольникова наступает новый период освоения темы денег. Теперь они предлагаются в качестве повода разговора о надвременном и не осуждаются, а констатируются как следствие некоего инобытийного смысла. С другой стороны, финансовый сюжет получает новое звучание, становясь символической территорией, исключающей поверхностно-сатирический комментарий, органично воспринявшей мифологические знаки сакральных категорий - любви, воли, власти, закона, добродетели и порока. Деньги выступают в этом перечне онтологических параметров бытия единицей их измерения, оперативным числом, созидающим суммы человеческих и космологических масштабов и дробящим конкретную и эмпирическую природу на ничтожно малые величины.

Следует все же отметить, что деньги в «Леди Макбет...» и «Преступлении и наказании» не выполняют главной роли, они лишь опосредуют сюжетные ситуации, драматически их детерминируют. Финансовая сторона жизни не исчерпывает активности персонажей, являясь лишь фоном фабульного мира. Философия мыслей и поступков героев необыкновенно подвижна, трансформируется относительно обстоятельств. Пример иного типа человеческого существования представлен в «Железной воле» Лескова. Немец Гуго Карлович Пекторалис демонстрирует радикальный рисунок поведения, возводя деньги, а равно принципы, в парадигму самореализации. Постоянные декларации героя собственной «железной воли» поначалу дают прогнозируемые дивиденды; желаемая сумма наконец собрана, открываются большие производственные перспективы: «Он устраивал фабрику и при этом на каждом шагу следил за своею репутацией человека, который превыше обстоятельств и везде все ставит на своем» . Все идет удачно, пока «железная воля» немца не сталкивается с русскими слабоволием, бедностью, незлобием, самонадеянностью и беспечностью. Позиция антагониста Василия Сафроновича, из-за бесшабашной беспринципности которого и вышел спор, фольклорно немудрена: «...мы... люди русские - с головы костисты, снизу мясисты. Это не то что немецкая колбаса, ту всю можно сжевать, от нас все что-нибудь останется» .

Читателю, привыкшему к литературным воспеваниям деловитости германцев, знакомому с гончаровским Штольцем и учениками европейских экономистов, проповедниками разумного эгоизма - героями Чернышевского, нетрудно предположить, чем закончится тяжба Пекторалиса с «костистым и мясистым» . Немец добьется своего, на то он и работник хороший, и упрям, и инженер толковый, и законов знаток. Но ситуация разворачивается далеко не в пользу Гуго Карловича. Лесковым впервые в русской литературе расписывается сюжет праздного житья никчемного человека на проценты, отсуженные у непреклонного противника. Читательские ожидания даже не обмануты, фантасмагорическая история разрушает привычные стереотипы культуры. Русское «авось» , надежда на случай вкупе со знакомым приказным Жигой составляют капитал в пять тысяч рублей «ленивому, вялому и беспечному» Сафронычу. Правда, деньги никому не идут на пользу. Повесть Лескова вскрывает оригинальные, еще не исследованные тенденции в движении финансового сюжета. Оказывается, что прагматизм, усиленный амбициями и волей, не всегда удачен в искусстве наживать деньги. Целеустремленный немец разоряется, бесхарактерный Сафроныч обеспечивает себе ежедневные походы в трактир. Судьба распоряжается так, что огромное российское пространство для финансовой инициативы оказывается чрезвычайно суженным, оно ориентировано на человека, не доверяющего расчету и более полагающегося на привычный ход вещей. Не случайной в этом отношении становится сцена обсуждения исправником и Пекторалисом плана нового дома. Суть дискуссии - можно ли на фасад в шесть сажен поместить шесть окон, «а посередине балкон и дверь» . Инженер возражает: «Масштаб не позволит» . На что получает ответ: «Да какой же у нас в деревне масштаб... Я тебе говорю, нет у нас масштаба» .

Ирония автора выявляет признаки действительности, не подвластной влиянию времени; убогая патриархальная действительность не знает мудрости капиталистического накопления, она не обучена западным хитростям и доверяет более желанию, нежели выгоде и здравому смыслу. Конфликт лесковских героев, как и поединок Обломова и Штольца, завершается ничьей, герои «Железной воли» умирают, что символично указывает на одинаковую их ненужность российскому «масштабу» . Пекторалис так и не смог отказаться от принципов «железной воли» , слишком вызывающих и непонятных окружающим. Сафроныч от счастья свободной жизни спивается, оставляя после себя литературного наследника - чеховского Симеонова-Пищика, постоянно пребывающего под страхом полного разорения, но благодаря очередной случайности поправляющего свои финансовые дела.

В повести Лескова слишком часто обсуждается вопрос немецкой предприимчивости, чтобы фабульно этот культурно-исторический факт был подтвержден в очередной раз. Русская литература 70-х гг. ХIХ в. ощутила необходимость прощания с мифом иностранца-коммерсанта и заморского основателя крупных предприятий. Образ немца исчерпал себя и передал уже изрядно ослабленный потенциал отечественным купцам и промышленникам. Ответ на вопрос, почему Лесков сталкивает интересы деловитого немца с банальным обывателем, а не фигурой, равной гончаровскому Штольцу, заключен в попытке писателя высвободить литературное пространство для изображения деятельности будущих Морозовых, Щукиных, Прохоровых, Хлудовых, Алексеевых и еще сотен инициативных отечественных предпринимателей, знакомых с российским «масштабом» и показывающих чудеса упорства и изворотливости в достижении цели. Немец оказывается слишком прям для понимания всех тонкостей отношений, царящих в провинции. Здесь нужны подвижный ум, смекалка, житейская хитрость, молодецкий задор, а не манифестация железной воли и принципов. Автор повести сознательно сопоставляет энергию самостроителя и быт, погрязший в энтропии: столь разительный контраст в интерпретации Чернышевского оказался бы идеальной сферой для возделывания жизни под очень эффективную идею. Подобные решения также необходимы культуре, ангажированная проповедь красивых и слишком расчетливых взглядов так или иначе отражает существо миропонимания общественной реальности. Тактические литературные конфликты не могут исчерпать всего ее культурно-исторического и философского содержания. Художественный опыт Лескова относится к стратегическому уровню комментария проблем; классификация качеств и свойств людей, объединение их в новом литературном конфликте разрушают известные типологические модели, полемизируют с безусловными тематическими мифами.

Начиная с Лескова культурой уже не решаются конкретные проблемы вживания персонажей в социум либо универсум, а диагностируются категориальные иерархии телесно-духовного, материально-чувственного, частно-национального. Пересматривается мифология русского характера, подвергаются ревизии до боли знакомые темы и образы.

ВОПРОСЫ ДЛЯ РАЗМЫШЛЕНИЯ И ОБСУЖДЕНИЯ

САТИРИЧЕСКОЕ МАСТЕРСТВО М. Е. САЛТЫКОВА-ЩЕДРИНА

Ранние повести («Противоречия», «Запутанное дело») и философские дискуссии 50-60 гг. XIX века:

а) тема общественной несправедливости и образы отчаяния;

б) интерпретация гоголевских мотивов.

1. «История одного города» как гротескная панорама России:

   а) казарменное бытие обывателей, деспотическое правление Угрюм-Бурчеева;

   в) фарсовая галерея властей предержащих: смысловая зрелищность фамилий, абсурдность нововведений, калейдоскоп безумных идей;

   г) конфликт мертвого и идеального: специфическое преломление гоголевской традиции в творчестве Салтыкова-Щедрина.

2. «Сказки» в контексте социальной и эстетической проблематики:

   а) аллегорическое решение вопроса об отношении национального и общечеловеческого, авторское понимание народности;

   б) сатирические принципы повествования: моделирование образа высокой степени условности, сознательное искажение реальных контуров явления, иносказательный образ идеального миропорядка;

   в) смещение внимания с индивидуальной на общественную психологию поведения человека, травестия обыденного и живописная персонификация порока.
   

1. Турков A. M. Салтыков-Щедрин. - М., 1981

   Бушмин А. С. Художественный мир Салтыкова-Щедрина. - Л., 1987

   Прозоров В. В. Салтыков-Щедрин. - М., 1988

   Николаев Д. П. Смех Щедрина. Очерки сатирической поэтики. - М., 1988

Вспоминаем обаятельных литературных мошенников, красноречивых киногероев-лжецов и находчивых авантюристов, а заодно подумаем, за что же мы их так любим.

Весь опыт отечественной культуры твердит, что обманщики и проходимцы у нас не в почете. Поиски правды, нравственность, совестливость, открытость и честность — вот к чему нас сызмальства приучают на примере классической литературы и кинематографа. «Вор должен сидеть в тюрьме!» — безапелляционно заявляет Глеб Жеглов, и никакие полутона и дополнительные обстоятельства его не интересуют. «Сила в правде», — уверен Данила Багров, и с ним, казалось бы, трудно не согласиться. Но при этом мы, хоть и соглашаемся с их максимами, но отнюдь не всегда восхищаемся только положительными героями, их мужественными подвигами и нравственными поисками. Согласитесь: без обаятельных злодеев, красавцев жуликов, мелких проказников и других плохих парней жить было бы скучно. Все равно что жевать пресный сухарь, запивая его водой комнатной температуры. С кем бы боролись тогда наши добропорядочные и совестливые рыцари и как бы мы смогли понять, что такое хорошо, а что плохо?

И вообще — всегда ли пройдохи несут зло? Или, наоборот, своим цветистым враньем и виртуозным надувательством они по-своему борются с пороками общества? Попробуем ответить на все эти вопросы.

Великий комбинатор Остап Бендер

Кто самый главный плут, элегантный махинатор и великий комбинатор в нашей культуре? Тут двух мнений быть не может: конечно же, Остап-Сулейман-Берта-Мария-Бендербей, придуманный писателями Ильфом и Петровым. Кто он? Отвечая на этот вопрос, запутается даже самый уверенный рассказчик. Если буквально, то Бендер, разумеется, мошенник, «идейный борец за денежные знаки» и знаток как минимум 400 способов надувательства.

Чем же способна пленить подобная фигура, неоднократно нарушившая библейскую заповедь «не укради»? И вот тут кроется самое интересное: заурядный бытовой врун и воришка вряд ли когда-нибудь стал бы героем № 1, но наш Остап абсолютно не укладывается в банальные криминальные рамки, он натура экстравагантная и даже творческая. К тому же Бендер хорош собой: высокий брюнет, носящий узкий костюм, шарф и лаковые штиблеты «с замшевым верхом апельсинового цвета». А еще у него есть «длинный благородный нос».

Как известно, привлекательная внешность — половина успеха, а если прибавить к ней обходительные манеры, красноречие и умение пустить пыль в глаза, то даже самая фантастическая афера будет восприниматься как нечто естественное.

Остап Бендер врет как дышит, и он настолько органичен в своей лжи, что уже и непонятно, есть ли в ней хотя бы зерно правды. Были ли отец нашего героя турецким подданным, а мать — графиней? Родился ли он в Одессе? Был ли украинцем, евреем или наполовину турком? Каждый волен додумывать сам. Но ясно одно: невероятные байки Бендера пленяют публику, словно хорошее театральное выступление. При этом каждая его махинация непохожа на другую: то он перевоплощался в заслуженного артиста, йога и брамина, то представлялся сыном лейтенанта Шмидта и получал за вымышленное родство материальную помощь, то выдавал себя за «прибывшего из Берлина» главаря организации, призванной свергнуть советскую власть. К сожалению, все 400 «сравнительно честных способов отъема (увода) денег» мы перечислить не сможем: куда уж там простому обывателю угнаться за стремительностью великого комбинатора. Остается только восхищаться его предприимчивостью и виртуозным умением делать спектакль из любой аферы.

За что еще мы любим Остапа Бендера? За невероятный гедонизм (с нашей-то склонностью к страданиям и рефлексиям такой персонаж на вес золота), живость ума и афористичную емкость высказываний. «Нас никто не любит, если не считать уголовного розыска, который тоже нас не любит», «А ваш дворник довольно-таки большой пошляк. Разве можно так напиваться на рубль?», «А может, тебе еще дать ключ от квартиры, где деньги лежат?», «Почем опиум для народа?» — все эти реплики вошли в сокровищницу отечественного юмора.

Кстати, одним из возможных прототипов нашего героя был Осип Шор, сотрудник одесского уголовного розыска (вот это парадокс!) и по совместительству экс-авантюрист, любитель приключенческой литературы, друг Юрия Олеши и мечтатель. Самым заветным желанием этой незаурядной личности было путешествие в солнечный Рио-де-Жанейро, собственно, отсюда и сформировался его модный образ: светлый костюм, капитанская фуражка и, конечно, шарф. (Во всяком случае, киношный Остап выглядит именно так.)

Мы не можем не любить Бендера еще и потому, что его образ воплотили в жизнь прекрасные и непохожие друг на друга артисты: Сергей Юрский, Андрей Миронов, Арчил Гомиашвили и многие другие. Каждый из нас волен выбирать своего Остапа, и в этой универсальности и заключается один из основных секретов популярности этого поистине культового персонажа.

Король криминальной Одессы — Беня Крик

Одесса — город не для пессимистов. Она не благоволит бледным анемичным декадентам и унылым молчаливым затворникам, зато охотно поощряет шустрых, авантюрных и юморных людей. Пусть даже и не совсем честных. Вот взять хотя бы бабелевского Беню Крика, за которого в Одессе знают все. (Как, впрочем, и за его реального прототипа — «благородного вора» Мишку Япончика.) Чем хорош Беня?

Во-первых, он типичный одессит, а значит, какая бы фраза ни слетала с его губ, всегда получалось остроумно и метко. «Папаша, выпивайте и закусывайте, пусть вас не волнует этих глупостей», «Маня, вы не на работе, <...> холоднокровней, Маня», «Мозг вместе с волосами поднялся у меня дыбом, когда я услышал эту новость». Мы любим Беню за то, что он никогда не растеряется и всегда одержит победу в любой словесной дуэли. Во-вторых, Крик — щеголь, носит шоколадный пиджак, кремовые штаны и малиновые штиблеты и к тому же знает светское обхождение, называя всех «мадам» и «месье». В-третьих, Беня, несмотря на криминальную деятельность, имеет свой кодекс чести: к примеру, не грабит бедных (зато богатых виртуозно раздевает до нитки). Своей будущей жертве он посылает вежливое письмо с просьбой положить деньги под бочку с дождевой водой. «В случае отказа, как вы это себе в последнее время стали позволять, вас ждет большое разочарование в вашей семейной жизни », — ехидно добавляет Король. В-четвертых, Крик — любитель чувственных удовольствий и красивой жизни, он полнокровен и не скучен, а такие герои интересны во все времена. Вспомните недавний успех современного сериала «Жизнь и приключения Мишки Япончика», снятого Сергеем Гинзбургом. Зрителям сразу полюбились элегантный налетчик с характерным говором и южный колорит, отвлекающий от бесконечного конвейера киносаг о продажных чиновниках и честных полицейских, снующих на фоне однотипных новостроек. На экране пьют и закусывают, прогуливаются вдоль лазурного моря, шутят, танцуют, поют, справляют свадьбы и ходят на похороны. И разумеется, надувают некоторых богатых граждан. Как бы там ни было, трагический финал жизни Япончика (как, к слову, и Бени Крика) вызывает сочувствие у зрителя, а значит, этот герой по праву считается одним из самых любимых и очаровательных мошенников в нашей культуре.

Великие литературные плуты: Чичиков и Хлестаков

«Ревизор» Гоголя не сходит с театральных подмостков вот уже 180 лет. Созданный писателем образ хвастуна и вруна Ивана Александровича Хлестакова не только не покрывается пылью, но и каждый раз расцветает в зависимости от режиссерской трактовки и общего контекста эпохи. Чем интересен этот персонаж? «Всякий хоть на минуту, если не на несколько минут, делался или делается Хлестаковым », — говорил Николай Васильевич. И действительно, кто из нас хотя бы раз не приукрашивал действительность, кто из нас не пытался произвести впечатление и возвеличить собственную фигуру в глазах общественности? Вот именно поэтому столь значимой является финальная фраза пьесы: «Чему смеетесь? Над собой смеетесь! » (в театральной версии она была чуть переделана). Так вот приключения главного героя и местных чиновников дают нам возможность поглядеть на себя со стороны. Сатирически.

«Фигура Хлестакова: воздушна; во всякий момент она готова расплыться туманным пятном », — писал советский критик Александр Воронский. И эта неуловимость (то объявляется в уездном городке, то внезапно исчезает), и стопроцентное «вживание» в образ значимой фигуры делают героя типичным плутом, ярким мошенником и любителем удовольствий, который с легкостью надувает недалеких и раболепных чиновников.

«...По моей петербургской физиономии и по костюму весь город принял меня за генерал-губернатора. И я теперь живу у городничего, жуирую, волочусь напропалую за его женой и дочкой. <...> Все мне дают взаймы сколько угодно. Оригиналы страшные. От смеху ты бы умер », — замечает Хлестаков.

И вряд ли кто-то рискнет его в этом обмане обвинить, потому как упоенное вранье в очередной раз вскрыло типичные пороки нашего общества.

Еще один гоголевский плут, актуальный во все времена, — герой «Мертвых душ» Павел Иванович Чичиков. Он — щеголь, всегда одетый с иголочки и «спрыснутый одеколоном», любитель быстрой езды, легких денег и, конечно, махинатор, скупающий сведения об умерших крестьянах и выдающий их за живых. Местные дамы, жительницы города N, очарованы светскими манерами Павла Ивановича, называют его прелестником и непрерывно находят в нем «кучу приятностей и любезностей». А что Чичиков? Наш предприимчивый герой времени зря не теряет: в надувательстве он — ас. И разве кто-нибудь мог заподозрить в таком образованном человеке банального мошенника? Конечно же, нет. Актуальность образа этого героя заключается не в том, что «Мертвые души» — неотъемлемое произведение школьной программы и театрального репертуара, дело в том, что он действительно универсален для любой эпохи. К примеру, тот же Булгаков написал остроумный фельетон «Похождения Чичикова», в котором Павел Иванович попадает в советскую действительность, где вместо брички — автомобиль, вместо гостиницы — общежитие, и кругом «грязь и гадость была такая, о которой Гоголь даже понятия не имел ». Так что у каждого времени свой плутоватый Чичиков — будь то XIX век, годы перестройки или крутые нулевые.

Дело нечисто: кот Бегемот и свита Воланда

В романе «Мастер и Маргарита» Михаилу Афанасьевичу Булгакову удалось неслыханное, а именно взять и сместить все наши нравственные акценты и показать, что общепризнанное зло может творить благо. Пожалуй, еще никто до него не описывал нечистую силу и черную магию настолько легко, иронично и остроумно. Вот, к примеру, кот Бегемот — хоть и демон, но при этом симпатичный, обаятельный и веселый обжора, который не шалит, никого не трогает и починяет примус. Разве он пугает? Скорее нет, чем да (даже несмотря на то, что инфернально отрывает голову тому же Бенгальскому). Да и в живости ума ему явно не откажешь: «Котам почему-то всегда говорят «ты», хотя ни один кот еще ни с кем не пил брудершафта!», «Разве я позволил бы себе налить даме водки? Это чистый спирт!» — говорит Бегемот Маргарите на балу у Воланда.

Или вспомните Коровьева, обладателя «глумливой физиономии» и «иронических и полупьяных глазок». Насколько яркий и карикатурный вырисовывается образ! Впрочем, в конце романа Коровьев покидает Москву с наимрачнейшим лицом; как объясняет Воланд, тот был обречен постоянно шутить за неудачно сказанный каламбур о Свете и Тьме и в итоге «свой счет оплатил и закрыл».

Но не будем вдаваться в философские тонкости, тем более что многие исследователи считают этот эпизод одним из самых странных и незавершенных, нам важно другое. Вся эта демоническая компания — нелепая, несуразная, экстравагантная — попадает в советскую Москву, не просто чтобы весело напакостить и покуражиться, обнажив дамочек в варьете, а для того, чтобы установить справедливость и наказать тех, кто совсем совесть потерял. Собственно, за это мы их и любим.

Плуты Григория Горина

Отдельного упоминания стоят обаятельные авантюриста из западных сюжетов, перенесенных драматургом и писателем-сатириком Григорием Гориным на русскую почву. Взять, к примеру, барона Мюнхгаузена, чьи завирательные россказни знакомы нам с детства. Кто же этот персонаж? Если буквально, то реально существовавший немецкий барон, олитературенный Рудольфом Эрихом Распе. Он — большой придумщик, который утверждал, что на голове оленя однажды выросло вишневое дерево (обо всем этом Мюнхгаузен рассказывал в трактире за стаканчиком горячего пунша и раскуриванием ароматной трубочки). Меж тем сценарист Григорий Горин и режиссер Марк Захаров создали своего персонажа, отличного от прототипа и первоначального сюжета. Нет, фантазер и мечтатель остался, и вишневые деревья все так же пышно расцветали на оленьих головах, но акценты сместились. Мюнхгаузен, чей образ на экране воплотил непревзойденный Олег Янковский, был не просто выдумщиком, который встречался с Шекспиром и Ньютоном: на поверку оказывалось, что этот самый герои противопоставлял свои неординарные мысли, идеи и мечты статичному обществу, которое было лживым и лицемерным. А главный фантазер меж тем оказывался самым правдивым и смелым из всех, да к тому же не столько комическим, сколько трагическим персонажем. По сути дела, он воплощает собой не плута, а самого настоящего художника, который настолько нестандартен и одинок, что не вписывается в условности общества с его фальшивыми ценностями и не воспринимается даже близкими людьми. Именно поэтому финальная реплика Мюнхгаузена звучит отчасти печально: «Я понял, в чем ваша беда: вы слишком серьезны! Умное лицо — это еще не признак ума, господа. Все глупости на земле делаются именно с этим выражением лица. Вы улыбайтесь, господа! Улыбайтесь!»

Еще один гениальный авантюрист и при этом мистик, успевший наследить и в России, — итальянский граф Калиостро из фильма «Формула любви» Марка Захарова, снятого по сценарию Григория Горина. Конечно, он искусный мошенник, иллюзионист и делец, который при этом сам говорит так: «Все обманывают всех, только делают это слишком примитивно. Я один превратил обман в великое искусство ». И ведь Калиостро в самом деле талантлив, остроумен и ироничен (чего стоит фраза: «Меня предупреждали, что пребывание в России плохо действует на неокрепшие умы »). Благодаря талантливому тандему режиссера и сценариста неоднозначная фигура графа неизменно вызывает у большинства из нас положительные эмоции.

Послесловие

Истории ироничных плутов, обаятельных и неординарных мошенников пленяют наше воображение. Потому что их ложь не всегда разрушительна и несет зло, а кроме того, они не бывают скучными, пресными и зачастую выглядят интереснее и глубже (и вот парадокс — честнее) многих святош, твердящих о своей порядочности. И такие герои не только нас развлекают и заставляют смеяться, но и предлагают взглянуть на ситуацию шире, переоценить что-то в себе и окружающих. Именно поэтому нам остается только присоединиться к классику, воскликнув: «Улыбайтесь, господа, улыбайтесь!»

Русская литература — это наше все, она влиятельнее, чем философия, общественная и политическая мысль и даже чем законы и традиции. Именно литература описывала и освещала «правильные понятия», образцы и сценарии поведения. Значит, и основания предпринимательской этики стоит тоже искать в ней. Но в ХIХ и ХХ веках русская литература в массе, увы, недолюбливала бизнес и тех, кто им занимался. И только специальный интерес и угол зрения позволили нам найти в ней яркие примеры предпринимателей и увидеть, как эволюционировал образ русского делового человека

01. Адриян Прохоров

Литературное произведение
Александр Пушкин «Гробовщик» («Повести покойного Ивана Петровича Белкина»), 1830

Бизнес
Производство, ремонт, продажа и сдача в аренду гробов

Особенности
Бизнес мелкий, прибыльный, хотя и далеко не всегда приносящий хорошие деньги. За одиннадцать лет работы Прохоров смог накопить на дом, однако он все время погружен в мрачные думы о перспективах своего предприятия. Прохоров живет от клиента до клиента: в начале повести он ждет смерти давно болеющей купчихи и боится, что выгодный заказ заберут более расторопные конкуренты. Чтобы прожить и заработать, он вынужден по мелочи жульничать. Самый первый заказ был выполнен нечестно: для отставного сержанта гвардии Петра Петровича Курилкина он обещал сделать дубовый гроб, а в итоге подсунул более дешевый сосновый — об этом говорит Прохорову сам покойник, явившись ему во сне.

Девиз
«Чем ремесло мое нечестнее прочих? разве гробовщик брат палачу? чему смеются басурмане? разве гробовщик гаер святочный?»

Образ
Прохоров выбрал для себя сложный, рисковый и непрестижный рынок, но считает свой бизнес в высшей степени достойным делом. И раскаивается в том, что не всегда честен: в ключевом моменте повести ему снится расплата за жульничество. Мелкий русский частник впервые вошел в литературу в пору ее становления. Вошел бедным, но гордым.

02. Костанжогло Константин Федорович

Литературное произведение
Николай Гоголь «Мертвые души. Том второй», 1843-1845

Бизнес
Производство и продажа сельскохозяйственной продукции, легкая промышленность

Особенности
Костанжогло — настоящий крепкий хозяйственник, совершивший эволюцию от мелкого к крупному. Он создал на своих землях работающий как часы агрокомплекс, а затем и мануфактуры. «Лес у него, кроме того что для леса, нужен затем, чтобы в таком-то месте на столько-то влаги прибавить полям, на столько-то унавозить падающим листом, на столько-то дать тени. Когда вокруг засуха, у него нет засухи; когда вокруг неурожай, у него нет неурожая», — изумляются соседи.

Успех хозяйства основан не на инновациях — их Костанжогло презирает, — а на правильном использовании опыта и традиций. Вся прибыль немедленно реинвестируется в производство, а не тратится на роскошь или услуги, часть денег идет на скупку соседних земель. При этом хозяйство Костанжогло имеет некоторые черты закрытой экономической системы. Мануфактуры производят товары для внутреннего потребления: основные покупатели сукна — его же собственные крестьяне.

Девиз
«— Если вы хотите разбогатеть скоро, так вы никогда не разбогатеете; если же хотите разбогатеть, не спрашивая о времени, то разбогатеете скоро. <…> Надобно иметь любовь к труду. Без этого ничего нельзя сделать. Надобно полюбить хозяйство, да! И, поверьте, это вовсе не скучно. Выдумали, что в деревне тоска… да я бы умер от тоски, если бы хотя один день провел в городе так, как проводят они! Хозяину нет времени скучать. В жизни его нет пустоты — все полнота».

Образ
Для Костанжогло важен не доход, а «законность» деятельности. Если есть «законность», значит, бизнес будет успешен и сам по себе начнет развиваться. Любая деятельность, не относящаяся к «законному» делу, заведомо отвергается.

Он одевается просто, у него скромный дом, он не интересуется своим происхождением — все это не имеет для Костанжогло ценности. Также он против образования для крестьян: от этого не будет никакой пользы ни самому помещику, ни крестьянам, они у такого успешного хозяина и так хорошо живут.

Костанжогло обладает всеми качествами, которые были позднее описаны Максом Вебером в «Протестантской этике и духе капитализма»: он прагматичен и целеустремлен, но он не зарабатывает деньги ради денег, он зарабатывает их ради дела. Удивительно, как рано в русской культуре появляются олигарх-миссионер и социально ответственный бизнес.

03. Андрей Штольц

Литературное произведение
Иван Гончаров «Обломов», 1859

Бизнес
Международная торговля

Особенности
Гончаров подробно не пишет о характере деятельности Штольца, но, судя по всему, он один из акционеров и управляющих директоров компании, которая экспортирует в Европу, в первую очередь Англию и Бельгию, различные российские товары. Бизнес явно прибыльный: он позволяет Штольцу купить себе дом.

Девиз
«Человек создан сам устраивать себя и даже менять свою природу, а он отрастил брюхо да и думает, что природа послала ему эту ношу! <…> Нет человека, который бы не умел чего-нибудь, ей-богу нет!»

Образ
Штольц — self made man. Он получил хорошее образование, приобрел опыт и связи на госслужбе, затем занялся собственным делом. Свободное время он тратит на самообразование и приучил к тому же свою жену. Штольц верит в прогресс и в то, что каждый хозяин своей судьбы.

К нему сложно придраться: он не только толковый бизнесмен, но еще и честный человек и хороший друг, он почти идеален, но при этом слишком практичен и расчетлив. У него попросту нет души: вместо чувств машина для планирования будущего. Так родился роковой для русского капитализма миф о том, что даже самый положительный бизнесмен все-таки неизбежно будет обделен какими-то важными человеческими качествами.

04. Фирс Князев

Литературное произведение
Николай Лесков «Расточитель», 1867

Бизнес
Промышленность и торговые операции, рейдерство

Особенности
Фирс Григорьевич Князев — первый купец в большом торговом городе, настоящий олигарх. Представитель крупного бизнеса, который тесно сросся с властью. Из пьесы можно понять, что это ситуация дореформенного времени, после реформ Александра II таким олигархам стало жить сложнее.

Тем не менее благодаря своему статусу Князев задавил всех конкурентов. В пьесе, единственной в творчестве Лескова, показан рейдерский захват бизнеса купца Ивана Молчанова, конкурента Князева. Тактика проста: Молчанова заключают в сумасшедший дом, Князев становится его опекуном и забирает бизнес себе.

Образ
Крупнейший в округе бизнесмен коррумпировал суды и стал фактически региональным диктатором. Ему мало просто забрать бизнес конкурента — он хочет еще и получить его любовницу, а также максимально унизить его перед горожанами. При этом Князев постоянно рассуждает о морали и все время прикрывается общественными интересами. Таким образом, волей-неволей горожане становятся соучастниками его преступлений.

Характерно, что, будучи полностью отрицательным персонажем, Князев тем не менее является главным героем пьесы, совершенно затмевая положительного купца Молчанова. Честный купец незаметен на фоне бесчестного. Видно, что Князев умен и харизматичен, но он человек эпохи, когда была «мода на возможность». Закона он боится, он не раз объясняет это в своих монологах, просто он привык действовать в других условиях. Князев — первый демонический олигарх в русской литературе.

05. Михаил Игнатьевич Рябинин

Литературное произведение
Лев Толстой «Анна Каренина», 1873-1877

Бизнес
Лесное хозяйство

Особенности
Появившись в одном коротком эпизоде «Анны Карениной», Рябинин покупает лес у Степана Облонского, причем за бесценок, да еще и в рассрочку. Для этого он вступает в сговор с другими купцами: доплачивает им, чтобы они не предлагали недалекому аристократу достойную цену за лес.

Но Рябинин знает, с кем имеет дело: в тот момент, когда сомнительность сделки становится очевидной, он начинает апеллировать к честолюбию продавца — он, дескать, берет лес «для славы одной, что вот Рябинин, а не кто другой у Облонского рощу купил».

Девиз
«Помилуйте, по нынешнему времю воровать положительно невозможно. Все окончательно по нынешнему времю гласное судопроизводство, все нынче благородно; а не то что воровать. Мы говорили по чести. Дорого кладут за лес, расчетов не сведешь».

Образ
Хитрый делец, готовый вступать в сговор с другими участниками рынка, чтобы добиться лучшей цены, и прекрасно разбирающийся в психологии. Он наживается на недальновидности беднеющих аристократов.

Рябинин выглядит новым человеком, который придет на смену не научившимся выживать старым людям. «У детей Рябинина будут средства к жизни и образованию, а у твоих, пожалуй, не будет!» — объясняет Константин Левин Облонскому. Аристократы смеются и презирают купца, но в то же время и побаиваются его. Рябинин — классический санитар леса. В дальнейшем это будет важная функция бизнесмена в русском сознании.

06. Мокий Парменыч Кнуров

Литературное произведение
Александр Островский «Бесприданница», 1878

Бизнес
Широкого профиля, в частности речные перевозки

Особенности
Крупнейший бизнесмен города, потерявший интерес к дальнейшему развитию бизнеса и постепенно отходящий от дел. Теперь его увлечения — гастрономия, здоровье, любовницы и интриги.

Девиз
«Для меня невозможного мало».

Образ
Рябинин в «Анне Карениной», обманывая дворян, понимает, что они в социальной иерархии находятся выше даже самого предприимчивого купца. Мокий Кнуров ощущает себя выше дворян, которые беднее его. Он иронизирует над неуспешным бизнесом барина-судовладельца Паратова: «Конечно, где ж ему [находить выгоду]! Не барское это дело». Сила в новом мире уже за Кнуровым и теми, кто, как Вожеватов, следует его советам.

В отличие от Князева из «Расточителя», Кнуров для достижения цели не прибегает к резким действиям и насильственным операциям, он просто ждет, когда сработают продуманные им комбинации. Предлагая Ларисе Огудаловой стать его любовницей, он обещает дать ей «такое громадное содержание, что самые злые критики чужой нравственности должны будут замолчать и разинуть рты от удивления».

Кнуров — первый всесильный купец в русской литературе. Впрочем, его всесильность объясняется разумностью его требований.

07. Сергей Привалов

Литературное произведение
Дмитрий Мамин-Сибиряк «Приваловские миллионы», 1887

Бизнес
Заводы и мельница

Особенности
Сергей Привалов, наследник богатого промышленника, не совсем типичный бизнесмен. Бизнес для него это в первую очередь долг перед обществом, который нужно отдавать. Доход его не интересует, а для души ему нравится работать на мельнице.

Девиз
«Чтобы не обидеть тех и других, я должен отлично поставить заводы и тогда постепенно расплатиться со своими историческими кредиторами. В какой форме устроится все это — я еще теперь не могу вам сказать, но только скажу одно, — именно, что ни одной копейки не возьму лично себе».

Образ
Мамину-Сибиряку история бизнесмена-бессребреника Сергея Привалова, вокруг которого плели интриги нечистоплотные местные менеджеры и предприниматели, была нужна для того, чтобы покритиковать русский капитализм. Однако сам образ Привалова крайне интересен: в отличие от других персонажей, он не сам себя сделал, он не создатель бизнес-империи, он ее наследник со всеми вытекающими психологическими и экономическими проблемами. Финал книги показывает, что в такой ситуации важнее сохранить не капиталы, продолжить род. В российских условиях неизменно ценная рекомендация.

08. Ермолай Алексеевич Лопахин

Литературное произведение
Антон Чехов «Вишневый сад», 1903

Бизнес
Разного рода, в частности сдача в аренду загородной недвижимости.

Особенности
Точно известен лишь бизнес-план Лопахина касательно вишневого сада: он собирается срубить деревья, разбить территорию на небольшие участки и сдавать их под дачи. Это важный бизнес-тренд конца XIX — начала ХХ века. То есть Лопахин следит за приносящими прибыль видами бизнеса и готов вкладывать в новые отрасли.

Смущает достаточно опрометчивое HR-решение: составив грамотный бизнес-план и вложив средства, Лопахин нанимает менеджера-неудачника Епиходова, который, даже играя на бильярде, сломал кий.

Девиз
«Музыка, играй отчетливо! Пускай все, как я желаю! Идет новый помещик, владелец вишневого сада! За все могу заплатить!»

Образ
Лопахин — самый трагический из всех бизнесменов русской литературы. Он излишне сентиментален, чувствителен, но абсолютно беспомощен в личной жизни.

Получается, что условия ведения бизнеса к началу ХХ века в России сильно изменились: если раньше он был доступен людям напрочь лишенным чувств, вроде Штольца или Кнурова, то теперь им занялись неврастеники, подобные Лопахину.

09. Васса Железнова

Литературное произведение
Максим Горький «Васса Железнова», 1910

Бизнес
Речные пароходные перевозки

Особенности
Васса Железнова ведет бизнес в условиях, близких к экстремальным: в ее окружении все либо пьяницы, либо хищники, мечтающие заполучить ее компанию, либо слабые люди, которые не справляются с трудностями. При этом главная героиня — женщина вполне консервативных взглядов в сугубо мужском мире. Выживание в таком окружении превратило ее почти в монстра, в бизнесе она беспощадна.

Девиз
«Вот видишь: вот — баба! Не-ет, не псы дом хранят, мы его храним».

Образ
Первый яркий образ русской бизнес-леди вышел одновременно и негативным, и трагическим. Васса не может найти ни достойного наследника, ни даже равную себе фигуру, кроме ненавистной невестки Рашели, революционерки, с которой у нее стойкая взаимная неприязнь.

10. Сергей Иванович

Литературное произведение
Иван Шмелев «Лето господне», 1933-1948

Бизнес
Средний бизнес, плотничество, сельское хозяйство

Особенности
Отец Шмелева Сергей Иванович — мудрый предприниматель, который думает о своих работниках, придерживается традиций, живет по народному календарю и соблюдает «божьи законы». Он может пожертвовать выгодой ради того, что считает справедливостью или необходимостью, он добр, сентиментален. Однако в этом мире деньги важны и их зарабатывание является достойным делом. Работники и дети обожают Сергея Ивановича.

Девиз
«Так и поступай, с папашеньки пример бери... не обижай никогда людей. А особливо, когда о душе надо... пещи. Василь-Василичу четвертной билет выдал для говенья... мне тоже четвертной, ни за что... десятникам по пятишне, а робятам по полтиннику, за снег. Так вот и обходись с людьми. Наши робята хо-рошие, они це-нют...» (плотник о своем шефе).

Образ
Сергей Иванович — идеальный патриархальный бизнесмен. Он похож на Костанжогло, но если тот был полновластным владельцем своих крестьян, то Сергей Иванович просто начальник. Однако к подчиненным относится как к детям. Так возвращается мечта о социально ответственном бизнесе, чистая и незамутненная.