Литературно-критическая деятельность Н. Чернышевского. Н.Г. Чернышевский и развитие реальной критики Тема литературно критическая деятельность н г чернышевского

Здесь Чернышевский был единственным ссыльным и мог общаться только с жандармами и местным якутским населением; переписка была затруднена, а часто специально задерживалась. Только в 1883 году, при Александре III, Чернышевскому было разрешено переселиться в Астрахань. Резкая перемена климата очень повредила его здоровью.

Годы крепости, каторги и ссылки (1862-1883) не привели к забвению имени и сочинений Чернышевского – его слава мыслителя и революционера росла. По приезде в Астрахань Чернышевский надеялся вернуться к активной литературной деятельности, но публикации его работ, хотя и под псевдонимом, были затруднительны. В июне 1889 года Чернышевский получил разрешение вернуться на родину, в Саратов. Он строил большие планы, несмотря на резко ухудшающееся здоровье. Умер от кровоизлияния в мозг и похоронен в Саратове.

7 июля 1862 года Чернышевский был арестован. Поводом для ареста послужило перехваченное на границе письмо Герцена и Огарева, в котором предлагалось издавать “Современник” в Лондоне или Женеве. В тот же день Чернышевский стал узником Алексеевского равелина Петропавловской крепости, где пробыл до вынесения приговора – гражданской казни, состоявшейся 19 мая 1864 года на Мытнинской площади. Он был лишен всех прав состояния и присужден к 14 годам к каторжной работы в рудниках, с последующим поселением в Сибири. Александр II сократил срок каторги до 7 лет. Судебный процесс по делу Чернышевского тянулся очень долго из-за отсутствия прямых улик.

В обстановке растущей пореформенной реакции внимание III отделения все более привлекает деятельность Чернышевского. С осени 1861 года за ним была установлена полицейская слежка. Но Чернышевский был умелым конспиратором, в его бумагах не находили ничего подозрительного. В июне 1862 года было запрещено на 8 месяцев издание “Современника”.

Введение

Актуальность данной темы для меня, заключается в приобретении новых знаний в области публицистики, для дальнейшего использования этих знаний в профессиональной деятельности.

Цель данного исследования – изучить журналистскую деятельность Н.Г. Чернышевского и Н.А. Добролюбова и Д.И. Писарева.

Задачи исследования

Изучение специализированной литературы для ознакомления с биографией и журналисткой деятельностью Н.Г. Чернышевского и Н.А. Добролюбова; Д.И. Писарева.

Сбор информации, анализ данных, формулировка выводов по данной теме;

Приобретение новых знаний в области журналистики.

Термин «публицистика» происходит по латинского слова «publicus», что означает «общественный». В широком смысле этого слова термином «публицистика» называют все литературные произведения, касающиеся вопросов политики и общества. В отличие от художественной литературы, освещающей эти вопросы в картинах жизни, образах людей, изображенных в художественных произведениях, публицистикой вузком смысле этого слова называют общественно-политические и научные тексты, посвященные вопросам жизни государства и общества.

Также термин публицистика в силу многозначности этого слова используется в следующих значениях:

В расширительном значении – вся журналистика;

В более узком - некоторые формы или жанры журналистики;

Следует различать понятия журналистика и публицистика . Журналистику можно определить как особый социальный институт, целостную и относительно самостоятельную систему, особую кооперацию людей, связанных единством деятельности. А публицистика – это, прежде всего, творческий процесс. Его суть состоит в постоянно развивающемся под влиянием потребностей общественной практики процессе отражения находящихся в развитии явлений жизни. Это особый поток информации, запечатлевающий социально-политические отношения в эмпирических фактах и рассуждениях, в понятиях, публицистических образах и гипотезах.

Публицистика существует как особый род литературы наряду с литературой научной и художественной, в настоящее время уже можно говорить, что она сложилась как особая форма творчества, отражения действительности, пропаганды, формирования сознания масс.

Публицистическое творчество предстает как общественно-политическая деятельность, имеющая своей задачей не только широкое информирование, идеологическое воспитание читателя, слушателя, зрителя, но и их социальную активизацию. Именно таким образом публицистика способствует оперативному регулированию социального механизма, указывает кратчайший путь для удовлетворения назревающей общественной потребности.

Публицистика – род литературной (преимущественно журналистской) общественно-политической деятельности, отражающей общественное сознание и целенаправленно влияющей на него. Её функция – оперативное, глубокое, объективное исследование общественной жизни и воздействие на аудиторию. В зависимости от жанра, назначения, литературного замысла, творческой манеры автора в публицистическом произведении используются понятийные или образные средства изложения мысли, их сочетание, средства логического и эмоционального воздействия.

1. Литературно-критическая и публицистическая деятельность н.Г. Чернышевского

Литературно-критическая деятельность Чернышевского.

В 1853 году началась литературно-критическая и публицистическая деятельность Чернышевского в журнале «Современник», ведущем органе русской революционной демократии. В 1853-1858 годах Чернышевский был основным критиком и библиографом журнала и поместил на его страницах несколько десятков статен и рецензий. К наиболее значительным работам Чернышевского-критика принадлежат историко-литературные циклы «Сочинения Л. Пушкина» (1855) и «Очерки гоголевского периода русской литературы» (1855-1856), определившие отношение революционно-демократической литературы и журналистики к литературному наследию 1820-1840-х годов и установившие ее историческую родословную (наиболее значимыми здесь были имена Гоголя и Белинского), а также критические анализы произведений современных писателей: Л.Н. Толстого («Детство н отрочество. Соч. графа Л.Н. Толстого. Военные рассказы графа Л.Н. Толстого», 1856), М.Е. Салтыкова-Щедрина («Губернские очерки Щедрина», 1857), И.С. Тургенева («Русский человек», 1858), Н.В. Успенского («Не начало ли перемены?», 1861).

Отличительной чертой литературно-критических выступлений Чернышевского было то, что па литературном материале в них но преимуществу рассматривались вопросы общественно-политического движения в России в период первой революционной ситуации. Чернышевский дал русской литературе образцы общественной, обращенной к самой жизни, публицистической критики.

Общественный темперамент Чернышевского оказался настолько сильным, что побудил его оставить занятия литературной критикой и обратиться к собственно публицистическому творчеству. В 1858 году, когда в редакции «Современника» утвердился Н.А. Добролюбов, Чернышевский передал ему критико-библиографический отдел журнала, а сам всецело отдался работе в политическом отделе «Современника».

Литературно-критические, экономические, общественно-политические выступления Чернышевского в журнале «Современник» сделали его признанным главой революционно-демократического движения в России. Между тем в судьбах этого движения наступал трагический перелом: с середины 1862 года правительство Александра И, до сих пор действовавшее под знаком хотя и половинчатой, но либерализации русской жизни, повернуло вспять. На смену эпохе освобождения и реформ шла эпоха реакции: одним из первых ее предвестий стала приостановка «Современника» на 8 месяцев в мае 1862 года. 7 июля был арестован Чернышевский. После двухлетнего заключения в Петропавловской крепости, - два года Сенат фабриковал «дело» Чернышевского, - Чернышевский узнал приговор Сенатской комиссии: «За злоумышление к ниспровержению существующего порядка, за принятие мер к возмущению и за сочинение возмутительного воззвания к барским крестьянам и передачу оного для напечатания в видах распространения - лишить всех прав состояния и сослать в каторжную работу в рудниках на четырнадцать лет к затем поселить в Сибири навсегда». Александр II утвердил приговор, сократив наполовину срок каторги. Период с 1864 по 1872 год Чернышевский провел на каторге, затем еще 11 лет, до 1883 года, он жил в Вилюйске на поселении. В 1883 году Чернышевскому разрешено было вернуться в Россию, хотя это было не освобождение, а перемена места поселения: из Вилюйска он был переведен в Астрахань, Лишь за несколько месяцев до смерти, в 188!) году, Чернышевский смог вернуться на родину, в Саратов. Вторая половина жизни Чернышевского, 27 лет тюрем и ссылок, стала временем, в которое ОН сделался выдающимся писателем.

Беллетристические произведения Н.Г. Чернышевского органически связаны с его общественной и публицистической деятельностью.

Первый роман писателя - «Что делать?» - был создан в одиночной камере Алексеевского равелина, куда Чернышевского поместили после ареста. Удивляют сроки, понадобившиеся для завершения произведения: всего четыре месяца. Роман начат 4 декабря 1802 года, окончен 14 апреля 1863 года. Чернышевский торопился, ему необходимо было обнародовать снос творение, Роман пес в себе комплекс идей, знание которых писатель считал обязательным для молодых людей эпохи 60-х годов,«Вся сумма философии романа, весь смысл его фигур обнимает некую энциклопедию этических и социальных принципов, указывающих определенные правила жизни», - писал известный советский исследователь творчества Чернышевского А.П. Скафтымов «Что делать?» - произведение, имеющее и откровенно дидактическую цель. Задача Чернышевского - рассказать молодому читателю о новом человеческом типе так, чтобы обыкновенный здоровый человек мог перевоспитаться в процессе чтения. Эта учительная цель определила тип романа, его композицию, особенности построения характеров, авторскую позицию. «У меня нет ни теин художественного таланта... - говорил писатель в предисловии. - Все достоинства повести даны ей только ее истинностью». Не следует понимать слова Чернышевского об отсутствии у него художественного таланта в прямом и однозначном смысле. Это заявление автора романа не лишено иронии по поводу традиционных, романтических представлений о художественном таланте. «Серьезный» же смысл этого высказывания состоит в том, что автор отмечает в своем беллетристическом методе нечто большее, чем традиционная художественность. Повествование, подчеркивает Чернышевский, организуется идеей, и идеей, по его мнению, истинной. Это и определяет главную ценность романа.

Автор «Что делать?» ведет прямой разговор с читателем. Непосредственный диалог автора и читателя касается самых злободневных вопросов современности. Публицистическая направленность романа обнажена и подчеркнута Чернышевским. Суть его метода в том, чтобы научить делу; романическая «отделка» нужна лишь потому, что облегчает усвоение истины.

Предлагая публике новый комплекс человеческой нравственности, Чернышевский постоянно активизирует внимание «своего» читателя прежде всего тем, что спорит с созданным им образом «проницательного читателя». «Проницательный читатель» человек, казенно мыслящий, мещанин в мировоззренческом отношении. Объясняя его недоумения, возражения, автор полемизирует со своими возможными оппонентами: роман после выхода неизбежно должен был вызвать острые несогласия. Беседы с «проницательным читателем» давали возможность Чернышевскому предугадать и отвести предполагаемые обвинения. В этих эпизодах романа автор показал себя как блестящий художник-мыслитель, исключительно умело владеющий иронией.

Чернышевский представляет понос, только зарождающееся как уже победившее. «Новые люди» запрограммированы как победители, они «обречены» на счастье. Эта особенность творческого метода писателя, проявившаяся в «Что делать?», позволяет охарактеризовать роман как роман-утопию. До Чернышевского «утопия», чаще всего, - произведение фантастического содержания. Но вместе с тем Чернышевский показывает и реальную картину мира.

Страница 5 из 24

Николай Гаврилович Чернышевский

Николай Гаврилович Чернышевский (1828-1889) начал критическую деятельность с изложения своей целостной теории искусства и историко-литературной концепции. В 1853 году он написал, а в 1855 году защитил и опубликовал магистерскую диссертацию «Эстетические отношения искусства к действительности». В 1855-1856 годах на страницах «Современника» напечатал «Очерки гоголевского периода русской литературы». Это сочинение предполагалось в двух частях, и в нем существенное место должна была занять характеристика литературного движения 30-50-х годов. Но создать Чернышевский успел только первую часть, посвященную истории критики «гоголевского периода»; в попутных рассуждениях он коснулся и художественных произведений этого периода.

В статье «Об искренности в критике» и некоторых работах Чернышевский изложил свой критический кодекс, продолжив «Речь о критике» В.Г. Белинского: он высмеял критику «уклончивую» и развил свое понимание критики «прямой», принципиальной, высокоидейной, прогрессивной. Чернышевский выступал также как критик текущей современной литературы.
Но, сделав в этой области ряд замечательных успехов, среди которых самым великим было открытие Л. Толстого как писателя, он занялся другими, не менее важными тогда экономическими проблемами, препоручив отдел критики в «Современнике» Н. Добролюбову.

Чернышевский изложил свою материалистическую эстетику как систему, противопоставив ее системам идеалистическим. К этому понуждали его три обстоятельства: внутренняя последовательность его собственной материалистической мысли, системность возрождаемого наследия Белинского и логическая последовательность гегелевской эстетики, на которую опирались противники Чернышевского. Победить идеализм можно было, лишь создав концепцию, которая могла бы с новой исторической и философской точки зрения более рационально осветить все прежде поставленные и возникшие новые проблемы.

Все теоретические построения Чернышевского в диссертации «Эстетические отношения искусства к действительности» развертываются следующим образом : сначала он разбирает господствующие идеалистические представления о цели и предмете искусства, а именно понятия о прекрасном; затем провозглашает свой тезис «прекрасное есть жизнь» и разбирает нападки идеалистов на прекрасное в действительности и уже затем в известной последовательности позитивно излагает свои тезисы. В конце диссертации он делает выводы из сказанного и сжато излагает сущность нового материалистического учения об искусстве.

Чернышевский всесторонне разобрал основную формулу идеалистической эстетики: «Прекрасное есть совершенное соответствие, совершенное тождество идеи с образом». Эта формула родилась в лоне идеалистической эстетики, главным образом гегелевской школы, и вытекает из следующего идеалистического тезиса: весь мир является воплощением абсолютной идеи, идея в своем развитии проходит ряд ступеней, область духовной деятельности подчинена закону восхождения от непосредственного созерцания к чистому мышлению. По Гегелю, наивной стадией созерцания является искусство, затем идет религия и самой зрелой ступенью духовной деятельности является философия. Прекрасное - это сфера искусства, оно - результат кажущегося тождества идеи и образа, полного их совпадения в отдельном предмете. На самом же деле, говорят идеалисты, идея никогда не может воплотиться в отдельном предмете, но сама настолько облагораживает предмет, что он выглядит прекрасным. На следующих ступенях познания идея покидает конкретный образ, и для развитого мышления существует не призрачное прекрасное, а только доподлинная истина. Для чистого мышления прекрасного нет, прекрасное даже унизительно для него. Чистое мышление - сама себе адекватная идея, не прибегающая к помощи образов низменной эмпирии, чтобы явиться миру.

Провозглашая «прекрасное есть жизнь», Чернышевский брал жизнь во всей безграничности ее проявлений, в значении радости бытия («лучше жить, чем не жить»). Он трактовал жизнь в ее социально-классовых проявлениях. Чернышевский показывал, что имеются различные представления о красоте у крестьян и у господ. Например, красота сельской девушки и светской барышни. Он выдвинул классовый принцип понимания проблемы прекрасного.

Чернышевский явно симпатизирует тем представлениям о прекрасном, которые выработало наивное сознание трудового крестьянства, но дополняет их представлениями об «уме и сердце», которые складываются в просвещенном сознании деятелей революционно-демократического направления. Вследствие слияния этих двух начал положение Чернышевского о прекрасном получало материалистическое истолкование.

Идеалисты в свое учение о прекрасном ввели категории возвышенного, комического, трагического. Чернышевский также уделял им большое внимание.

В идеалистической эстетике понятие трагического соединялось с понятием судьбы. Судьба выступала в виде существующего порядка вещей (что соответствовало понятию социального строя), а субъект или герой, активный и волевой по своей натуре, нарушал этот порядок, сталкивался с ним, страдал и погибал. Но его дело, очищенное от индивидуальной ограниченности, не пропадало, оно входило как составной элемент во всеобщую жизнь.

Чернышевский опроверг фатализм теории трагической судьбы героя. Он также исходил из того, что трагическое связано с борьбой героя и среды. «Неужели эта борьба всегда
трагична?» - спрашивал Чернышевский и отвечал: «Вовсе нет; иногда трагична, иногда не трагична, как случится». Нет фаталистического действия рока, а есть лишь сцепление причин и соотношение сил. Если герой сознает свою правоту, то даже тяжелая борьба - не страдание, а наслаждение. Такая борьба только драматична. И если принять необходимые предосторожности, то эта борьба почти всегда оканчивается счастливо. В этом утверждении чувствуется оптимизм подлинного борца-революционера.

Чернышевский верно указывал, что «не следует ограничить сферу искусства одним прекрасным», что «общеинтересное в жизни - вот содержание искусства». Идеалисты явно путали формальное начало искусства - единство идеи и образа как условие совершенства произведения - с содержанием искусства.

Кроме задачи воспроизведения действительности, искусство имеет еще другое назначение - давать «объяснение жизни», быть «учебником жизни». Таково внутреннее свойство самого искусства. Художник не может, если бы и хотел, отказаться от произнесения своего суждения над изображаемыми явлениями: «приговор этот выражается в его произведении».

Цель искусства, по Н.Г. Чернышевскому, заключается в воспроизведении действительности, в объяснении ее и в приговоре над ней. Чернышевский не только возвращался к идеям Белинского, но и существенно обогащал материалистическую эстетику требованиями, вытекавшими из самой сущности искусства и конкретных условий литературной жизни 50-60-х годов. Особое значение имел тезис о «приговоре» над жизнью. Это было то новое, что Чернышевский внес в проблему тенденциозности искусства.

Но в диссертации Чернышевского имеются и упрощения. Он утверждал: искусство вторично, а действительность первична («выше» искусства). Однако сопоставление образов искусства с живыми предметами Чернышевский проводит не в том плане, в каком искусство соотносится с жизнью как «вторая действительность». Чернышевский признает за искусством только право средства информации, комментария, «суррогата действительности». Даже выражение «учебник жизни», хотя в принципе и верное, имеет узкий смысл: справочник жизни, сокращенное ее изложение. В тех случаях, где Чернышевский говорит о типизации, обобщении в искусстве, он первенство и превосходство признает за «типизацией», свойственной самой стихийной жизни, а искусству оставляет лишь суждение, приговор над действительностью. Но это качество вообще вытекает из свойства человека судить обо всем окружающем. Где же здесь особая форма приговора в искусстве? Чернышевский не говорит о голой тенденциозности, но он также не говорит и о том, что искусство действует на человека через свои образы и общий тон, пафос произведения. Верная мысль об объективности красоты и типического упрощается Чернышевским, поскольку он умаляет значение типизации, выявления в хаосе случайностей того, что является закономерным и необходимым. Недооценивал он и роль творческого воображения, художественной формы в искусстве.

Чернышевский полагал, что, хотя суждение о действительности и входит в намерение писателя, он все же не поднимается до обобщений ученого, а произведение искусства - до научного сочинения. По мнению Чернышевского, разница только в том, что история, например, говорит о жизни человечества и жизни общества, а искусство - об индивидуальной жизни человека. Это утверждение противоречило другим его заявлениям об общественной сущности и общественной роли искусства. Автор диссертации спрашивает, зачем нужно искусство, в чем его «превосходство» перед действительностью? Например, он говорил, что живописец может группу людей поместить в обстановку, «более эффектную» и даже более приличную сущности ее, нежели обыкновенная действительная обстановка». Можно подобрать для характеров более «соответствующую» обстановку. Чернышевский указывал в своей диссертации на то, что искусство может легко «восполнить» неполноту картины действительности, и оно имеет в этом случае «преимущество пред действительностью». Но Чернышевский не считал эти возможности искусства существенными и тут же ограничивал их значение: «пейзаж есть только рамка для группы, или групп людей, только второстепенный аксессуар». Воображение писателя только украшает и придумывает новые комбинации, разнообразит сочетания тех элементов, которые предоставляет ему действительность. Чернышевский свел значение фантазии к воспроизведению недостающих звеньев, к восполнению памяти. Все это у него служит лишь «переводу» событий с «языка жизни» на «скудный, бледный, мертвый язык поэзии». Но фантазия придает языку поэзии великую мощь.

От проблемы прекрасного Чернышевский переходил к учению о художественности.

Первый закон художественности, говорил Чернышевский, - «единство произведения». Поэтическая идея нарушается, когда в произведение вносятся элементы, чуждые ей. Не всякая поэтическая идея допускает постановку общественных вопросов. Так, в «Детстве»
Л. Толстого дан детский мир со своим определенным объемом интересов. Нельзя требовать, чтобы А.С. Пушкин в «Каменном госте» изображал русских помещиков или выражал сочувствие
Петру Великому. Художественность - не просто красивая отделка подробностей. Художественность заключается в «соответствии формы с идеею». Все части формы произведения проистекают из основной идеи. Вспомним, что единство формы и содержания, идеи и образа было у Чернышевского одним из определений прекрасного в технологическом смысле, в смысле мастерства.

За малым исключением, все литературные явления прошлого оценивались Чернышевским близко к точке зрения Белинского. Отходил Чернышевский от нее в оценке Карамзина, относительно которого он считал, что писатель имеет значение только для истории русского языка и как историограф, а в его художественных произведениях нет ничего русского. «Горе от ума» Чернышевский считал малохудожественной комедией; равнодушно он относился и к сатире
XVIII века, казавшейся ему слишком слабой.

Четыре большие статьи Чернышевского об анненковском издании сочинений Пушкина (1855) предшествуют «Очеркам гоголевского периода» (1855-1856). Пушкин для него - тема чисто историческая, уже решенная Белинским в его «пушкинских статьях». Чернышевский разделял мнение Белинского о том, что А.С. Пушкин - истинный отец нашей поэзии, воспитатель эстетического чувства. В лице Пушкина русское общество впервые признало писателя «великим, историческим деятелем». При этом, может быть, выше, чем Белинский, Чернышевский оценивал ум Пушкина и содержание его поэзии. Пушкин - человек «необыкновенного ума», каждая его страница «кипит умом и жизнью образованной мысли».

Статьи Чернышевского были ответом на разгоревшийся в критике спор о «пушкинском» и «гоголевском» направлениях: имена Пушкина и Гоголя условно обозначали два противоположных направления в литературе и критике - «чистое искусство» и «сатиру». В противовес этому Чернышевский всячески старался подчеркнуть основополагающее значение творчества Пушкина для всей русской литературы. Пушкин возвел литературу в «достоинство общенационального дела», был родоначальником всех ее школ. «Вся возможность дальнейшего развития русской литературы была приготовлена и отчасти ещё приготовляется Пушкиным...». Опираясь на приведенные Анненковым сведения о творческой лаборатории Пушкина, Чернышевский разрушал легенду о свободном художнике, якобы творившем без труда, по наитию. Великий поэт упорно обрабатывал каждую строку своих произведений, всегда обдумывал их план.

С величайшим интересом Чернышевский изучал и разъяснял современникам значение «гоголевского периода» русской литературы. Гоголь оставался лучшим образцом писателя-реалиста. Надо было возродить суждения о нем Белинского, истолковать смысл сатиры и реализма Гоголя, осмыслить новые материалы о нем, появившиеся после смерти писателя, и, наконец, разгадать тайну его противоречивой личности.

В чем же достоинства и заслуги Н.В. Гоголя? Он «отец нашего романа». Он «дал перевес» прозе над стихами. Придал литературе критическое, сатирическое направление. Все писатели - от Кантемира до самого Пушкина - предтечи Гоголя. Он был независим от посторонних влияний. У него чисто русская тематика и проблематика. Он «пробудил в нас сознание о нас самих». Значение Гоголя не исчерпывается значением его собственных произведений. Он не только гениальный писатель, но вместе с тем глава школы - «единственной школы, которою может гордиться русская литература».

Ни Грибоедов, ни Пушкин, ни Лермонтов, по мнению Чернышевского, школы не создали. Гоголь в более сильной форме служил определенному направлению «нравственных» стремлений, т.е. создал школу.

Чернышевский обстоятельно рассматривает полемику прежних лет по поводу Гоголя. Все критики делятся им на гонителей и поклонников Гоголя. К первой группе относятся Н. Полевой, О. Сенковский, С. Шевырев, ко второй - П. Вяземский, П. Плетнев. Но глубже всех оценил Гоголя В.Г. Белинский.

В «Очерках гоголевского периода» Чернышевский пытался разгадать внутренний смысл противоречий Гоголя. В чем источник его художественной силы, какова степень сознательности творчества, в чем сущность духовного кризиса? Его интересует вопрос - была ли какая-то метаморфоза во взглядах Гоголя в конце жизни или же он всегда был самим собой, но его не понимали? Как квалифицировать в привычных понятиях особенности мировоззрения Гоголя, в чем психологическая загадка его характера?

Новые, публиковавшиеся тогда материалы впервые раскрыли поразительную картину внутренних процессов, противоречий в душе писателя.

Чернышевский решительно возражал против попыток представить Гоголя писателем, бессознательно нападавшим на пороки общества.

Гоголь понимал необходимость быть сатириком. Итак, суть эта в посылках и целях Гоголя. Ясно, что обличение было средством для этих целей. Лихоимство обличали уже Кантемир, Державин, Капнист, Грибоедов, Крылов. В чем особенность сатиры Гоголя?

Основа сатиры у Гоголя была «благодарная и прекрасная». Это утверждение Чернышевский распространяет даже на второй том «Мертвых душ». Более того, хотя «Выбранные места из переписки с друзьями» легли пятном на имя Гоголя, он и здесь не мог «ни при каких теоретических убеждениях окаменеть сердцем для страданий своих ближних». Он был человеком «великого ума и высокой натуры». По характеру своего творчества Гоголь - общественный деятель, поэт идеи; и в «Выбранных местах» энтузиазм его несомненен.

Может показаться, что в рассуждениях Чернышевского есть некоторая непоследовательность. С одной стороны, он подбирает из писем Гоголя, например к С.Т. Аксакову, такие заявления, как: «Внутренно я не изменялся никогда в главных моих положениях», и утверждает, что путь
Гоголя - нечто единое, писатель не изменялся, он только постепенно раскрывался. А с другой стороны, Чернышевский доказывает, что в образе мыслей Гоголя, приведших к «Выбранным местам», сделалась разительная перемена где-то в 1840-1841 годах. Этому содействовал «какой-то особенный случай», вероятно, в связи с «жестокою боязнью».

Видимо, Чернышевского надо понимать так: перелом произошел только в смысле откровенности и полноты раскрытия взглядов, но с субъективной стороны нового в концепции Гоголя ничего не появилось. Объективно «Выбранные места», конечно,- реакционная книга. Но в субъективном плане проповедническая идея входила в общую концепцию жизни у Гоголя и тогда, когда он создавал «Ревизора» и «Мертвые души» и когда писал «Выбранные места».

В чем же тогда беда Гоголя как внутренне противоречивого мыслителя?

Если продолжить рассуждения Чернышевского, то основа трагедии Гоголя в том, что, правильно почувствовав пророческое «назначение писателя на Руси» и необходимость иметь самому всеохватывающую концепцию жизни с ее позитивно-утверждающими тенденциями, он оказался неподготовленным, чтобы занять такое положение. Он был плохим теоретиком не вообще (об этом свидетельствуют его дельные критические статьи), но именно теоретиком того «учительского» и всеохватывающего масштаба, каким хотел быть. Для этого надо было решительно идти на сближение с лагерем Белинского, что критик и предлагал ему еще в письмах 1842 года.

В развитии Гоголя-писателя был свой предел. Чернышевский указывал: «Мы не считаем сочинения Гоголя безусловно удовлетворяющими всем современным потребностям русской публики, <...> даже в «Мертвых душах» мы находим стороны слабые или по крайней мере недостаточно развитые, <...> наконец, в некоторых произведениях последующих писателей мы видим залоги более полного и удовлетворительного развития идей, которые Гоголь обнимал только с одной стороны, не сознавая вполне их сцепления, их причин и следствий».

Понятие «гоголевского периода» органически включало в себя и другую колоссальную фигуру, в которой как раз идеально выразились сознательные теоретические начала реалистического направления, это - Белинский. Он был для Чернышевского идеальным критиком и общественным деятелем. Для восстановления памяти о нем Чернышевский сделал больше, чем кто-либо. Надо было снять запрет с имени Белинского, опровергнуть клевету врагов, возродить его концепцию и оценки, его критический метод.

Чернышевский подчеркивал, что он «не любит» расходиться с мнениями Белинского, он любит ссылаться на них, так как нет более справедливого авторитета, чем Белинский, «истинный учитель всего нынешнего молодого поколения».

Критик нарисовал трогательную картину своего посещения могилы Белинского на Волковом кладбище, на которой даже не было тогда памятника («Заметки о журналах», июль 1856 года).
А между тем везде «его мысли», «повсюду он», «им до сих пор живет наша литература!..».

Чернышевский считал 1840-1847 годы периодом расцвета деятельности Белинского, когда его взгляды вполне сформировались и имели наибольшее влияние на русское общество. После смерти Белинского русская критика заметно ослабла. До сих пор только одна критика Белинского сохраняет свою жизненность. Все остальные направления, либо ей противостоявшие, либо уклонявшиеся от нее в сторону, за последние годы были «пустоцветами» или «тунеядными растениями».

Чернышевский назвал Белинского человеком «гениальным», произведшим «решительную эпоху» в нашей умственной жизни. Он имел «стройную систему воззрений», в которой одно понятие вытекало из другого. И нелишне было подчеркнуть, что вся его деятельность имела глубоко патриотический характер.

Система Белинского сложилась на основе важных исканий предшествующей русской критики в борьбе с враждебными реализму течениями. Чернышевский разбирал критическое наследие
И. Киреевского, С. Шевырева, О. Сенковского, Н. Полевого, Н. Надеждина и других предшественников и противников Белинского уже не только с точки зрения того, как они оценивали Гоголя, а с точки зрения их критической, философско-теоретической методологии, подхода к литературным явлениям вообще. Именно должной системности мышления и понимания реальности он у них и не находил.

Любопытны ракурсы, в которых Чернышевский рассматривал Белинского. Для Чернышевского всего важнее было показать целостность личности Белинского, подлинно творческий и концептуальный характер его теории реалистического искусства. Эволюция взглядов Белинского полна исканий, зигзагов, но в целом совершалась медленно, перемены в суждениях происходили незаметно. Величайшим достоинством критики Белинского Чернышевский считал ее теоретичность, обращенность к действительности, ее общественно-социальный пафос.

Чернышевский подробно выяснял, в каких отношениях к Гегелю находился Белинский, что было благоприобретением и что уступкой идеализму с его стороны. Белинский «отбросил все, что в учении Гегеля могло стеснять его мысль», и сделался критиком совершенно самостоятельным. «Тут в первый раз русский ум показал свою способность быть участником в развитии общечеловеческой науки».

Опираясь на «гоголевское» направление и наследие Белинского, Чернышевский смело оценивал современную ему литературу. Ее проблематика начинала выходить за рамки прежнего опыта, обусловливаться требованиями новой эпохи.

Условия жизни литературы зависят не только от самой литературы, указывал Чернышевский, они скорее - в самой публике. Чего хочет публика, тем и бывает литература. Не торопитесь всегда осуждать русского писателя. Публика мало знает о закулисной стороне литературной жизни, ее положение может вызывать только сострадание. Речь идет не об интригах и игре самолюбий. Есть отношения и обстоятельства гораздо более важные: цензура, вкусы, авторитеты, которым поклоняются. Поднять уровень литературы может только более живое участие общественного мнения.

Как и Белинский Чернышевский не верит в какую-то изолированную народную правду: «Народная поэзия привлекательна. Она единственное средство самовыражения младенчествующего народа, и форма ее прекрасна. Но эта поэзия однообразна, и содержание ее бедно. Зачем же цыганский хор противопоставлять опере, Киршу Данилова ставить выше Пушкина?» (Рецензия на «Песни разных народов» в переводе Н. Берга, 1854).

Расширяя представление о предмете истории литературы, Чернышевский одновременно стремился разработать необходимые терминологические понятия. Критик понимал, что современную реалистическую литературу уже нельзя обозначить именем какого-нибудь одного писателя. В «Очерках гоголевского периода...» Чернышевский поставил вопрос о необходимости введения методологического определения направления в литературе.

Он говорил, что пора бы появиться новому, послегоголевскому направлению в литературе, его дальнейшему развитию. Это была бы новая эпоха в литературе, новое сатирическое, или, как справедливее будет его называть «критическое направление» . Чернышевский считал, что лучше заменить традиционное название «сатирическое направление» на «критическое направление». Новое название не даст противникам поводов к утрированию. Кроме того, само понятие критики расширяется в своих границах, захватывая и сферу жизни. Чернышевский при этом чутко уловил несостоятельность начинавшегося уже тогда стремления отождествить методы искусства с методами естественных наук, наивного и плоского позитивизма. «В новейшей науке, - писал Чернышевский, - критикою называется не только суждение о явлениях одной отрасли народной жизни - искусства, литературы или науки, но вообще суждение о явлениях жизни, производимые на основании понятий, до которых достигло человечество, и чувств, возбуждаемых этими явлениями при сличении их с требованиями разума. Поэтому, принимая слово «критика» в этом обширнейшем смысле, в «новейшей науке», т.е. со времен Белинского, стали говорить: «Критическое направление в изящной литературе, в поэзии». Конечно, этим выражением обозначается направление, до некоторой степени сходное с «аналитическим направлением» в литературе, о котором в последнее время так много говорят в России. Но различие, подчеркивает Чернышевский, состоит в том, что «аналитическое направление» может изучать подробности житейских явлений и воспроизводить их под влиянием самых разнородных стремлений, даже без всякого стремления, без мысли и смысла; а «критическое направление» при подробном изучении и воспроизведении явлений жизни проникнуто сознанием о соответствии или несоответствии изученных явлений с нормою разума и благородного чувства. Поэтому «критическое направление» в литературе есть одно из частных видоизменений «аналитического направления» вообще, и оно точнее выражает сущность реализма.

Главная задача Чернышевского состояла в том, чтобы сохранить за реализмом все его права, чтобы критицизм реализма не сузился до однобокой сатиры и не растворился в холодном естественнонаучном «аналитизме».

На основе этих общеэстетических и историко-литературных критериев Чернышевский оценивал всех писателей, формировал современное ему реалистическое направление.

Чернышевский-критик поистине открыл актуальное значение поэзии Огарева. Он оценил первый сборник стихов поэта (1856) и в подцензурных условиях намекнул на подлинный масштаб деятельности его как верного друга Герцена. Чернышевский разобрал тайные мотивы поэзии Огарева, воспетой им дружбы с Герценом.

Чернышевский навлек на себя гнев цензуры и реакционной печати, когда по выходе в свет первого собрания стихотворений Некрасова, в 1856 году, перепечатал в «Современнике», в кратком отзыве о сборнике, три стихотворения поэта: «Поэт и гражданин», «Забытая деревня», «Отрывки из путевых записок графа Гаранского» (сам Некрасов был в это время за границей).
О Некрасове было неудобно говорить в редактируемом им «Современнике», но прием популяризации его стихотворений был выбран Чернышевским удачно. Перепечатал Чернышевский опубликованное в «Библиотеке для чтения» еще одно стихотворение Некрасова - «Школьник». Критик всеми силами старался, чтобы русская поэзия, брала за образец Некрасова.

Идеальным рыцарем борьбы в глазах Чернышевского был его прямой сподвижник -
Н.А. Добролюбов.

После смерти Добролюбова Чернышевский начал собирать материалы для его биографии, опубликовал часть их через несколько месяцев в «Современнике». И после ссылки, незадолго до своей кончины, он пополнил собрание документов для биографии Добролюбова, написал свои воспоминания об истории взаимоотношений Тургенева с Добролюбовым.

Наконец, к тому же передовому отряду реалистического направления Чернышевский относил только что вступившего на литературную арену после ссылки М. Щедрина, крупного сатирика, «нового Гоголя». Он называл «Губернские очерки» (1857) общественным документом большой обличительной силы. При этом Чернышевский отмечал одну важную черту, отличавшую Щедрина от Гоголя: Гоголь - писатель по преимуществу скорбный, а Щедрин - суровый, негодующий. В другом месте Чернышевский отметил большую последовательность
Щедрина-сатирика по сравнению с Гоголем: он видит сцепление всех малых и больших явлений русской жизни, он сознательнее («не так инстинктивно») обличает.

В журнальных заметках 1856 года Чернышевский высоко оценивал «Записки охотника»
И.С. Тургенева и новый роман Д.В. Григоровича «Переселенцы». Но прошло несколько лет, и Чернышевскому Григорович и Тургенев стали казаться уже писателями, слишком идеализировавшими крестьянский быт.

Пристально вглядывался Чернышевский в А.Ф. Писемского. Это был писатель активный, сотрудничавший во враждебной «Библиотеке для чтения» и не соглашавшийся с «Современником» по многим вопросам. Чернышевский в своих отзывах о его «Очерках из крестьянского быта» и повести «Старая барыня» оспаривал мнение А.В. Дружинина, пытавшегося противопоставить Писемского всей «гоголевской» литературе. Чернышевский угадал существенную слабость Писемского - его почти пассивное отношение к злу, натуралистичность его творчества. Между прочим, прислушавшись к замечаниям Чернышевского, Писемский внес в 1861 году исправления в «Старую барыню».

Зато в рассказах молодого писателя Н. Успенского критик увидел ту правдивость воспроизведения темных сторон крестьянской жизни, которая помогла осознанию духовной и материальной бедности народа. Такая правда представлялась лучше всяких прикрас, в ней слышалась любовь к народу. Свои идеи в связи с рассказами Н. Успенского Чернышевский изложил в статье «Не начало ли перемены?» (1861).

В поисках «знатоков жизни» Чернышевский обратил внимание на еще одного современного писателя, старавшегося подчеркнуто держаться в отдалении, - на Л. Толстого. Можно со всей определенностью сказать, что высшим достижением деятельности Чернышевского-критика, примером его эстетической проницательности, личной непредвзятости, даже самоотвержения, была именно оценка творчества Толстого. Толстой служил примером того, как много может добиться художник, если он будет правдиво изображать крестьянина и как бы переселяться в его душу.

Можно сказать, что Чернышевский открыл грандиозный талант Толстого. Он разобрал ходячие, шаблонные похвалы Толстому современных критиков. Они говорили о чрезвычайной наблюдательности, тонком анализе душевных движений, отчетливости в изображении картин природы, изящной простоте их, но не вскрывали специфического в таланте писателя. Между тем талант Толстого был особенный, и он развивался быстро, в нем появлялись все новые черты.

У Пушкина наблюдательность, как полагает Чернышевский, «холодная, бесстрастная».
У новейших писателей более развита оценивающая сторона. Иногда наблюдательность так или иначе соотносится с какой-нибудь другой чертой таланта: например, наблюдательность у Тургенева направлена на поэтические стороны жизни, а к семейной жизни он невнимателен. Психологический анализ бывает разный. То перед ним цель, чтобы вполне очертить какой-нибудь характер, то влияние общественных отношений на характеры или на связь чувств с действиями. Анализ может заключаться в сопоставлении двух крайних звеньев процесса, начала и конца, или контрастных состояний души. У Лермонтова, например, есть глубокий психологический анализ, но анализ все же у него играет подчиненную роль: Лермонтов выбирает устоявшиеся чувства, а если Печорин рефлектирует, то это рефлексия знающего себя ума, это самонаблюдение путем раздвоения.

Толстого же интересуют сами формы психологического противовеса, законы «диалектики души», и «он один мастер на это». У Толстого на первом месте переливы состояний. Полумечтательное чувство сцеплено у него с понятиями и чувствами ясными, интуитивное - с рациональным. Способность играть на этой струне проявляется даже тогда, когда Толстой не прибегает прямо к «диалектике души», диапазон его возможностей все время ощущается даже по одной какой-нибудь черте.

Толстому свойственна «чистота нравственного чувства». Она как-то сохранилась у него «во всей юношеской непосредственности и свежести». Она грациозна, непорочна, как природа.

Указанные особенности таланта Толстого, заявил Чернышевский, останутся навсегда у писателя, сколько бы произведений он ни написал. Ему предстоит долгий путь: «какая прекрасная надежда для нашей литературы, - пророчествовал Чернышевский, - все доныне созданное - «только залоги того, что совершит он впоследствии, но как богаты и прекрасны эти залоги».
В связи с «Утром помещика» Чернышевский существенно уточнил содержание понятий «диалектика души» и «чистота нравственного чувства». Иначе определение таланта Толстого было до некоторой степени формальным: речь шла только о «силах таланта», но еще не
«о содержании творчества». Теперь оказывалось, что Толстой с замечательным мастерством воспроизводит не только внешнюю обстановку быта крестьян, но и, что гораздо важнее, их «взгляд на вещи»: «он умеет переселяться в душу поселянина - его мужик чрезвычайно верен своей натуре, - в речах его мужика нет прикрас, нет риторики...».

Успех «Семейной хроники» С.Т. Аксакова давал повод многим современникам считать, что с Аксакова «начинается новая эпоха для нашей литературы». Но Чернышевский знал, какое значение имеет «гоголевский период» и в чем должна состоять новая эпоха современной литературы. В восхвалениях Аксакова он усматривал некий маневр славянофилов, попытки противопоставить литературе критического реализма художника из «своего» лагеря со спокойными позитивными идеалами. Чернышевский полезное в «Семейной хронике» видел все в тех же элементах реализма, в обличении барства, зверств Куролесовых.

Не подкупала Чернышевского и «простонародность» происхождения поэта И. Никитина. Качество его стихов расценивалось им невысоко. Никитин, в глазах Чернышевского, - только переделыватель чужих мотивов. Это дар образованности, а не природы. Чернышевский советовал Никитину оставить на время сочинение стихов, пока жизнь не разбудит в нем подлинно поэтические мысли и чувства. Этот урок не пропал даром для Никитина.

О стремлении Чернышевского повлиять на крупного писателя являются его отзывы об
А.Н. Островском. Чернышевский хорошо знал, что Островский начал свой путь в духе «натуральной школы» в комедии «Свои люди - сочтемся» (1847). Современники сравнивали его пьесу с «Недорослем» и «Ревизором». Но потом наступил особенный период в творчестве Островского: он испытал влияние младославянофильской группы. «Бедная невеста» не уронила его таланта, но и не поддержала. «Не в свои сани не садись» вызывала уже опасения за его талант. А «Бедность не порок» (1854), по мнению Чернышевского, выявила слабость и фальшь нового направления Островского. Прискорбное различие между «Свои люди - сочтемся» и комедией «Бедность не порок» в том, что Островский «впал в приторное прикрашиванье того, что не может и не должно быть прикрашиваемо».

Несомненно, отрицательная оценка комедии «Бедность не порок» со стороны Чернышевского вызвана тем, что А. Григорьев поднял на щит новые настроения Островского. В задачу Чернышевского входило отвоевать Островского у неославянофилов. Драматург уже повредил своей литературной репутации, но «не погубил еще своего прекрасного дарования». «Доходное место» (1856) примирило Чернышевского с Островским: эта пьеса «напоминала» ему
«Свои люди - сочтемся», в ней много «правды и благородства», только лишним представляется весь пятый акт, без морализма которого образ Жадова был бы сильнее.

Естественно, что Чернышевский должен был выработать свое определенное отношение и к образам «героев времени», которые были задолго до этого нарисованы писателями-дворянами. Чернышевский понимал, что образы, созданные Пушкиным, Лермонтовым, Герценом, - это сокровища в общественно-познавательном отношении. Поэтому Чернышевский едко высмеял попытку М. Авдеева использовать образ Печорина для того, чтобы создать нечто вроде «антинигилистического» романа. В 1850 году М. Авдеев опубликовал роман «Тамарин». Сама фамилия героя подобрана по такому же типу, как Онегин, Печорин.

Авдеев хотел дискредитировать Печорина. Он говорил, что читатели слишком увлеклись с блеском нарисованным Печориным и вместо того, чтобы увидеть в нем образец своих недостатков, стали подражать ему. Таким образом Авдеев возрождал старую клевету реакционного «Маяка» и «Москвитянина», согласно которой Лермонтов выкроил своего Печорина по западному образцу и навязал его вкусам русского общества. Чернышевский выступил в своей критике в качестве бескомпромиссного защитника классических образов героев времени.

В споре с Дудышкиным об «идеалах» творчества Тургенева Чернышевский в 1857 году признал, хотя и с оговорками, существование галереи: Онегин сменился Печориным, Печорин - Бельтовым, а за этими типами, как указывал Чернышевский, последовал Рудин.

Лишь в статье «Русский человек на rendez- vous» («Русский человек на рандеву») (1858) о тургеневской «Асе» Чернышевский явил образец не только эстетического чутья, но и системного понимания всей проблемы: героя «Аси» он подводил под готовый онегинский и рудинский тип. Кто-то из критиков тогда утверждал, что характер героя не выдержан. Но, увы: «в том и состоит грустное достоинство... повести, - говорил Чернышевский, - что характер героя верен нашему обществу». И вот Чернышевский начинал сам вычерчивать родословную «лишних людей», которую раньше отрицал. В «Фаусте» Тургенева никчемный герой старается «ободрить» себя тем, что он и возлюбленная его Вера должны отречься друг от друга. Почти то же и в «Рудине»: оскорбленная трусостью героя, девушка отворачивается от него. Точно таким же по типу выглядит и герой поэмы Некрасова «Саша», хотя талант Некрасова совсем другой, чем у Тургенева. Это совпадение типов героев у разных авторов было весьма замечательным. Припомним поведение Бельтова: он также предпочитал всякому решительному шагу отступление. Чернышевский не называет Онегина. Но из всей логики его рассуждений ясно, что отмечаемая закономерность развития типа так или иначе присуща и этому герою. «Таковы-то наши «лучшие люди» (т.е. «лишние люди») - все они похожи на нашего Ромео», т.е. на героя из «Аси».

Нового типа взамен ему Чернышевский не конструирует. Еще нет сопоставлений всей этой галереи образов с Инсаровым из «Накануне». Позднее, в романе «Что делать?», Чернышевский резко изменит самый подход к проблеме героя времени. Но в критике он остановился на том, что сказал в статье об «Асе». Дорабатывали всю проблему «лишних людей» Добролюбов и Писарев, осветившие принципиально новое значение образов Инсарова, Базарова, Рахметова.

Но обобщенность постановки вопроса Чернышевским видна из заглавия статьи: взят дворянин как тип, как человек на rendez-vous со своей совестью и с обществом. Критический пафос у Чернышевского направлен не столько на самого героя, сколько на русское общество, сделавшее его таким. Это был излюбленный прием Чернышевского. Он подводил читателя к мысли о необходимости полной замены как героя времени, так и общественного устройства.

В 1853 году началась литературно-критическая и публицистическая деятельность Чернышевского в журнале «Современник», ведущем органе русской революционной демократии. В 1853-1858 годах Чернышевский был основным критиком и библиографом журнала и поместил на его страницах несколько десятков статен и рецензий. К наиболее значительным работам Чернышевского-критика принадлежат историко-литературные циклы «Сочинения Л. Пушкина» (1855) и «Очерки гоголевского периода русской литературы» (1855-1856), определившие отношение революционно-демократической литературы и журналистики к литературному наследию 1820-1840-х годов и установившие ее историческую родословную (наиболее значимыми здесь были имена Гоголя и Белинского), а также критические анализы произведений современных писателей: Л. Н. Толстого («Детство н отрочество. Соч. графа Л. Н. Толстого. Военные рассказы графа Л. Н. Толстого», 1856), М. Е. Салтыкова-Щедрина («Губернские очерки Щедрина», 1857), И. С. Тургенева («Русский человек», 1858), Н. В. Успенского («Не начало ли перемены?», 1861). Отличительная черта литературно-критических выступлений Чернышевского - на литературном материале в них по преимуществу рассматривались вопросы общественно-политического движения в России в период первой революционной ситуации. Чернышевский дал русской литературе образцы общественной, обращенной к самой жизни, публицистической критики. Литературно-критические, экономические, общественно-политические выступления Чернышевского в журнале «Современник» сделали его признанным главой революционно-демократического движения в России. Можно со всей определенностью сказать, что высшим достижением деятельности Чернышевского-критика, примером его эстетической проницательности, личной непредвзятости, даже самоотвержения, была именно оценка творчества Толстого. Толстой служил примером того, как много может добиться художник, если он будет правдиво изображать крестьянина и как бы переселяться в его душу.
Можно сказать, что Чернышевский открыл грандиозный талант Толстого. Он разобрал ходячие, шаблонные похвалы Толстому современных критиков. Они говорили о чрезвычайной наблюдательности, тонком анализе душевных движений, отчетливости в изображении картин природы, изящной простоте их, но не вскрывали специфического в таланте писателя. Между тем талант Толстого был особенный, и он развивался быстро, в нем появлялись все новые черты.
У Пушкина наблюдательность, как полагает Чернышевский, «холодная, бесстрастная». У новейших писателей более развита оценивающая сторона. Иногда наблюдательность так или иначе соотносится с какой-нибудь другой чертой таланта: например, наблюдательность у Тургенева направлена на поэтические стороны жизни, а к семейной жизни он невнимателен. Психологический анализ бывает разный. То перед ним цель, чтобы вполне очертить какой-нибудь характер, то влияние общественных отношений на характеры или на связь чувств с действиями. Анализ может заключаться в сопоставлении двух крайних звеньев процесса, начала и конца, или контрастных состояний души. У Лермонтова, например, есть глубокий психологический анализ, но анализ все же у него играет подчиненную роль: Лермонтов выбирает устоявшиеся чувства, а если Печорин рефлектирует, то это рефлексия знающего себя ума, это самонаблюдение путем раздвоения.
Толстого же интересуют сами формы психологического процесса, законы «диалектики души», и «он один мастер на это». У Толстого на первом месте переливы состояний. Полумечтательное чувство сцеплено у него с понятиями и чувствами ясными, интуитивное - с рациональным. Способность играть на этой струне проявляется даже тогда, когда Толстой не прибегает прямо к «диалектике души», диапазон его возможностей все время ощущается даже по одной какой-нибудь черте.
Толстому свойственна «чистота нравственного чувства». Она как-то сохранилась у него «во всей юношеской непосредственности и свежести». Она грациозна, непорочна, как природа.
Указанные особенности таланта Толстого, заявил Чернышевский, останутся навсегда у писателя, сколько бы он ни прожил и сколько бы произведений ни написал.

В советской биографической литературе Н.Г.Чернышевский, наряду с Н.А. Добролюбовым, прославлялся как талантливый критик, философ, смелый публицист, «революционный демократ» и борец за светлое социалистическое будущее российского народа. Нынешние критики, выполняя тяжёлую работу над уже совершёнными историческими ошибками, подчас впадают в иную крайность. Полностью ниспровергая прежние положительные оценки многих событий и идей, отрицая вклад той или иной личности в развитие отечественной культуры, они лишь предвосхищают ошибки будущие и готовят почву для очередного ниспровержения вновь сотворённых кумиров.

Тем не менее, хотелось бы верить, что в отношении Н.Г. Чернышевского и ему подобных «раздувателей мирового пожара», история уже сказала своё окончательное веское слово.

Именно идеи революционеров-утопистов, которые во многом идеализировали сам процесс перемены государственного устройства, призывая ко всеобщему равенству и братству, уже в 50-е годы XIX века заронили в русскую почву зёрна раздора и последующего насилия. К началу 1880-х годов, с преступного попустительства государства и общества, они дали свои кровавые всходы, значительно проросли к 1905 году и бурно заколосились уже после 1917-го, едва не утопив одну шестую часть суши в волне жесточайшей братоубийственной войны.

Человеческая природа такова, что порой целые народы склонны долго хранить память об уже свершившихся национальных катастрофах, переживать и оценивать их гибельные последствия, но не всегда и не всем удаётся припомнить, с чего же всё началось? Что послужило причиной, началом? Что стало «первым маленьким камушком», скатившимся с горы и повлекшим за собой разрушительную, беспощадную лавину?.. Сегодняшний школьник в обязательном порядке «проходит» произведения ранее запрещённого М.Булгакова, зазубривает наизусть стихи Гумилёва и Пастернака, перечисляет на уроках истории имена героев Белого Движения, но вряд ли он сможет ответить что-то вразумительное о нынешних «антигероях» - Лаврове, Нечаеве, Мартове, Плеханове, Некрасове, Добролюбове или том же Чернышевском. Сегодня Н.Г.Чернышевский внесён во все «чёрные списки» имён, которым не место на карте нашей родины. Его произведения не переиздаются с советских времён, ибо это – самая невостребованная литература в библиотеках, и самые невостребованные тексты на Интернет-ресурсах. Подобная «избирательность» в формировании картины мира у подрастающего поколения, к сожалению, с каждым годом делает наше давнее и недавнее прошлое всё более и более непредсказуемым. Так не будем её усугублять…

Биография Н.Г.Чернышевского

Ранние годы

Н.Г.Чернышевский родился в Саратове в семье священника и, как от него и ожидали родители, три года (1842–1845) учился в духовной семинарии. Однако для молодого человека, как и для многих других его ровесников, выходцев из духовной среды, семинарское образование не стало дорогой к Богу и церкви. Скорее наоборот, как и многие тогдашние семинаристы, Чернышевский не захотел принимать внушавшуюся ему учителями доктрину официального православия. Он отказался не только от религии, но и от признания существовавших в России порядков в целом.

С 1846 по 1850-е годы Чернышевский учился на историко-филологическом отделении Петербургского университета. В этот период сложился тот круг интересов, который впоследствии определит основные темы его творчества. Кроме русской литературы, молодой человек штудировал знаменитых французских историков – Ф.Гизо и Ж.Мишле – ученых, совершивших переворот в исторической науке XIX столетия. Одними из первых они взглянули на исторический процесс не как на результат деятельности исключительно великих людей – королей, политиков, военных. Французская историческая школа середины XIX века поставила в центре своих исследований народные массы – взгляд, безусловно, уже в то время близкий Чернышевскому и многим его единомышленникам. Не менее существенной для формирования взглядов молодого поколения русских людей стала и западная философия. Мировоззрение Чернышевского, сложившееся в основном в студенческие годы, формировалось под влиянием работ классиков немецкой философии, английской политической экономии, французского утопического социализма (Г. Гегель, Л. Фейербах, Ш. Фурье), сочинений В.Г. Белинского и А.И. Герцена. Из литераторов он давал высокую оценку произведениям А.С. Пушкина, Н.В. Гоголя, но лучшим современным поэтом, как ни странно, считал Н.А. Некрасова. (Может быть потому, что другой рифмованной публицистики пока ещё не было?..)

В университете Чернышевский стал убежденным фурьеристом. Он всю жизнь оставался верен этой наиболее мечтательной из доктрин социализма, пытаясь увязать её с политическими процессами, происходившими в России в эпоху реформ Александра II.

В 1850 году Чернышевский успешно окончил курс кандидатом и уехал в Саратов, где сразу получил место старшего учителя гимназии. Судя по всему, он уже в это время больше мечтал о грядущей революции, чем занимался обучением своих учеников. Во всяком случае, молодой преподаватель явно не скрывал от гимназистов своих бунтарских настроений, что неизбежно вызвало недовольство начальства.

В 1853 году Чернышевский женился на Ольге Сократовне Васильевой, женщине, впоследствии вызывавшей у друзей и знакомых её мужа самые противоречивые чувства. Одни считали её необыкновенной личностью, достойной подругой и вдохновительницей писателя. Другие резко осуждали за легкомыслие и пренебрежение к интересам и творчеству мужа. Как бы то ни было, сам Чернышевский не только сильно любил свою молодую жену, но и считал их брак своеобразным «полигоном» для испытания новых идей. По его мнению, новую, свободную жизнь необходимо было приближать и готовить. Прежде всего, конечно же, следовало стремиться к революции, но приветствовалось также и освобождение от любых форм рабства и угнетения – в том числе и семейного. Именно поэтому писатель проповедовал абсолютное равенство супругов в браке – идея для того времени поистине революционная. Мало того, он считал, что женщинам, как одной из наиболее угнетённых групп тогдашнего общества, следовало для достижения настоящего равенства предоставить максимальную свободу. Именно так и поступил Николай Гаврилович в своей семейной жизни, разрешая своей жене всё, вплоть до супружеских измен, считая, что он не может рассматривать супругу, как свою собственность. Позже личный опыт писателя, безусловно, отразился в любовной линии романа «Что делать?». В западной литературе он долгое время фигурировал под наименованием «русский треугольник» - одна женщина и двое мужчин.

Женился Н.Г.Чернышевский, вопреки воле родителей, даже не выдержав перед венчанием срока траура по недавно скончавшейся матери. Отец надеялся, что сын на какое-то время останется с ним, но в молодой семье всё было подчинено только воле Ольги Сократовны. По её настойчивому требованию Чернышевские спешно переезжают из провинциального Саратова в Петербург. Этот переезд был, скорее, похож на бегство: бегство от родителей, от семьи, от житейских сплетен и предрассудков к новой жизни. В Петербурге началась карьера Чернышевского как публициста. Сначала, правда, будущий революционер пытался скромно трудиться на государственной службе – занимал место преподавателя русского языка во Втором кадетском корпусе, но продержался не более года. Увлечённый своими идеями, Чернышевский, очевидно, не был слишком требователен и усерден в деле воспитания военной молодёжи. Предоставленные сами себе, его подопечные почти ничего не делали, что вызвало конфликт с офицерами-воспитателями, и Чернышевский вынужден был оставить службу.

Эстетические воззрения Чернышевского

Литературная деятельность Чернышевского началась в 1853 году небольшими статьями в «Санкт-Петербургских Ведомостях» и в «Отечественных Записках». Вскоре он познакомился с Н.А. Некрасовым, и в начале 1854 года перешёл на постоянную работу в журнал «Современник». В 1855 - 1862 годах Чернышевский являлся одним из его руководителей наряду с Н.А. Некрасовым и Н.А. Добролюбовым. В первые годы своей работы в журнале Чернышевский сконцентрировался в основном на литературных проблемах – политическая ситуация в России в середине пятидесятых годов не давала возможности для высказывания революционных идей.

В 1855 году Чернышевский держал экзамен на магистра, представив в качестве диссертации рассуждение «Эстетические отношения искусства к действительности», где отказался от поисков прекрасного в отвлечённых возвышенных сферах «чистого искусства», сформулировав свой тезис – «прекрасное – есть жизнь». Искусство, по мнению Чернышевского, не должно упиваться само собой – будь то прекрасные фразы или тонко нанесенные на холст краски. Описание горькой жизни бедного крестьянина может быть куда прекраснее чудесных любовных стихов, так как оно принесёт пользу людям…

Диссертация была принята и допущена к защите, но степень магистра Чернышевскому не дали. В середине XIX века, очевидно, были иные требования к диссертационным работам, чем сейчас, только научная деятельность, пусть даже и гуманитарная, всегда предполагает исследование и апробацию (в данном случае – доказательство) его результатов. Ни первого, ни второго в диссертации филолога Чернышевского нет и в помине. Отвлечённые рассуждения соискателя о материалистической эстетике и пересмотре философских принципов подхода к оценке «прекрасного» в учёной среде были восприняты как полный бред. Университетские чиновники и вовсе расценили их как революционное выступление. Однако диссертация Чернышевского, отвергнутая его коллегами-филологами, нашла широкий отклик в среде либерально-демократической интеллигенции. Те же университетские профессора - умеренные либералы - обстоятельно критиковали в журналах сугубо материалистический подход к проблеме понимания целей и задач современного искусства. И это было ошибкой! Если бы рассуждения о «пользе описания горькой жизни народа» и призывы сделать её лучше были полностью проигнорированы «специалистами», вряд ли они вызвали бы столь бурные дискуссии в художественной среде второй половины XIX века. Возможно, русская литература, живопись, музыкальное искусство избежали бы впоследствии засилья «свинцовых мерзостей» и «стонов народных», а вся история страны пошла по иному пути… Тем не менее, через три с половиной года диссертация Чернышевского была утверждена. В советское время она стала едва ли не катехизисом всех приверженцев соцреализма в искусстве.

Мысли об отношении искусства к действительности Чернышевский развил также в опубликованных в «Современнике» в 1855 году «Очерках гоголевского периода русской литературы». Автор «Очерков» прекрасно владел русским литературным языком, который и сегодня выглядит современно и легко воспринимается читателем. Его критические статьи написаны живо, полемично, интересно. Они были с восторгом встречены либерально-демократической публикой и писательским сообществом тех дней. Проанализировав наиболее выдающиеся литературные произведения предыдущих десятилетий (Пушкина, Лермонтова, Гоголя), Чернышевский рассматривал их через призму собственных представлений об искусстве. Если основной задачей литературы, как и искусства вообще, является правдивое отражение действительности (по методу певца-акына: «что вижу – то и пою»), то лишь те произведения, в которых в полной мере отражена «правда жизни», могут быть признаны «хорошими». А те, в которых этой «правды» недостаёт – рассматриваются Чернышевским как измышления эстетствующих идеалистов, никакого отношения к литературе не имеющие. За образец ясного и «объективного» изображения общественных язв Чернышевским взято творчество Н.В. Гоголя – одного из самых мистических и по сей день неразгаданных русских писателей XIX века. Именно Чернышевский, вслед за Белинским, навесил на него и других, совершенно непонятых демократической критикой авторов, ярлыки «суровых реалистов» и «обличителей» пороков российской действительности. В узких рамках этих представлений творчество Гоголя, Островского, Гончарова долгие годы рассматривалось отечественными литературоведами, а затем вошло и во все школьные учебники по русской литературе.

Но как впоследствии замечал В.Набоков – один из самых внимательных и чутких критиков наследия Чернышевского – сам автор никогда не был «реалистом» в прямом смысле этого слова. Идеальная природа его мироощущения, склонная к созданию разного рода утопий, постоянно нуждалась в том, чтобы Чернышевский заставлял себя искать прекрасного не в собственном воображении, а в реальной жизни.

Определение понятия «прекрасное» в его диссертации полностью звучит так: «Прекрасное есть жизнь; прекрасно то существо, в котором видим мы жизнь такою, какова должна быть она по нашим понятиям; прекрасен тот предмет, который выказывает в себе жизнь или напоминает нам о жизни».

Каковою же именно должна быть эта «реальная жизнь» мечтатель Чернышевский, возможно, и сам не имел никакого понятия. Гоняясь за призрачной «реальностью», которая казалась ему идеалом, он не призывал современников, а уговаривал, прежде всего, самого себя вернуться из воображаемого мира, где ему было гораздо комфортнее и интересней, в мир других людей. Сделать это, скорее всего, Чернышевскому не удалось. Отсюда – и его «революция» как идеальная самоцель, и утопические «сны» о справедливом обществе и всеобщем счастье, и принципиальная невозможность продуктивного диалога с реально мыслящими людьми.

«Современник» (конец 1850-х - начало 60-х)

Между тем, политическая обстановка в стране в конце 1850-х годов принципиально изменилась. Новый государь, Александр II, вступив на престол, ясно понимал, что Россия нуждается в реформах. С первых лет своего правления он начал подготовку отмены крепостного права. Страна жила в ожидании перемен. Несмотря на сохранение цензуры, либерализация всех сторон жизни общества в полной мере коснулась средств массовой информации, вызвав появление новых периодических изданий самого разного толка.

Редакция «Современника», лидерами которой были Чернышевский, Добролюбов и Некрасов, конечно же, не могла остаться в стороне от происходивших в стране событий. В конце 50-х – начале 60-х годов Чернышевский очень много печатался, пользуясь любым поводом для того, чтобы открыто или завуалированно высказывать свои «революционные» взгляды. В 1858-1862 годах на первое место в «Современнике» выдвинулись публицистический (Чернышевский) и литературно-критический (Добролюбов) отделы. Литературно-художественный отдел, несмотря на то, что в нем печатались Салтыков-Щедрин, Н. Успенский, Помяловский, Слепцов и другие известные авторы, отошёл в эти годы на второй план. Постепенно «Современник» стал органом представителей революционной демократии и идеологов крестьянской революции. Авторы-дворяне (Тургенев, Л.Толстой, Григорович) почувствовали себя здесь неуютно и навсегда отошли от деятельности редакции. Идейным руководителем и самым печатаемым автором «Современника» стал именно Чернышевский. Его острые, полемичные статьи привлекали читателей, поддерживая конкурентноспособность издания в изменившихся условиях рынка. «Современник» в эти годы приобрёл авторитет главного органа революционной демократии, значительно расширил свою аудиторию, и тираж его непрерывно рос, принося редакции немалые прибыли.

Современными исследователями признаётся, что деятельность возглавляемого Чернышевским, Некрасовым и Добролюбовым «Современника» оказала определяющее влияние на формирование литературных вкусов и общественного мнения 1860-х годов. Она породила целое поколение так называемых «нигилистов-шестидесятников», нашедшее весьма карикатурное отражение в произведениях классиков русской литературы: И.С.Тургенева, Ф.М.Достоевского, Л.Н. Толстого.

В отличие от либеральных мыслителей конца 1850-х годов, революционер Чернышевский считал, что крестьяне должны получить свободу и наделы без всякого выкупа, так как власть помещиков над ними и их владение землёй не справедливы по определению. Мало того, крестьянская реформа должна была стать первым шагом на пути к совершению революции, после которой частная собственность вообще исчезнет, а люди, оценив прелесть совместного труда, будут жить, объединившись в свободные ассоциации, основанные на всеобщем равенстве.

Чернышевский, как и многие другие его единомышленники, не сомневался, что крестьяне в конце концов разделят их социалистические идеи. Доказательством этого они считали приверженность крестьян «миру», общине, решавшей все основные вопросы деревенской жизни, и формально считавшейся владелицей всей крестьянской земли. Общинники, по мнению революционеров, должны были пойти за ними к новой жизни, несмотря на то, что для достижения идеала, конечно же, надо было совершить вооружённый переворот.

При этом ни самого Чернышевского, ни его радикально настроенных сторонников совершенно не смущали «побочные» явления, которыми, как правило, сопровождается любой переворот или передел собственности. Общий упадок народного хозяйства, голод, насилие, казни, убийства и даже возможная гражданская война уже тогда предвиделись идеологами революционного движения, но великая цель для них всегда оправдывала средства.

Открыто обсуждать подобные вещи на страницах «Современника», даже в либеральной обстановке конца 50-х годов, было невозможно. Поэтому Чернышевский в своих статьях использовал множество хитроумных способов для того, чтобы обмануть цензуру. Практически любую тему, за которую он брался, – будь то литературная рецензия или разбор исторического исследования о Великой Французской революции, или же статья о положении рабов в США, – он умудрялся явно или скрыто связать со своими революционными идеями. Читателя чрезвычайно занимало это «чтение между строк», и благодаря смелой игре с властями, Чернышевский вскоре стал кумиром революционно настроенной молодёжи, не желающей останавливаться на достигнутом в результате либеральных реформ.

Противостояние с властью: 1861-1862

То, что произошло дальше - быть может, одна из самых тяжелых страниц в истории нашей страны, свидетельство трагического непонимания между властью и большей частью образованного общества, которое едва не привело к гражданской войне и национальной катастрофе уже в середине 1860-х годов…

Государство, освободив в 1861 году крестьян, начало подготовку новых реформ практически в каждой области государственной деятельности. А революционеры, во многом вдохновляемые Чернышевским и его единомышленниками, ждали крестьянского восстания, которое к их удивлению не произошло. Отсюда молодыми нетерпеливым людьми был сделан чёткий вывод: если народ не понимает необходимости совершения революции, ему надо это объяснить, призвать крестьян к активным действиям против правительства.

Начало 1860-х годов – время возникновения многочисленных революционных кружков, стремившихся к энергичным действиям на благо народа. В результате в Петербурге начали распространяться прокламации, подчас достаточно кровожадные, призывавшие к восстанию и свержению существующего строя. С лета 1861 по весну 1862 года Чернышевский был идейным вдохновителем и советником революционной организации «Земля и Воля». С сентября 1861 года находился под тайным надзором полиции.

Между тем, обстановка в столицах и в целом по стране стала достаточно напряжённой. И революционеры, и правительство считали, что в любой момент может произойти взрыв. В результате, когда душным летом 1862 года в Петербурге начались пожары, по городу немедленно поползли слухи, что это дело рук «нигилистов». Сторонники жёстких действий сразу же отреагировали – издание «Современника», резонно считавшегося распространителем революционных идей, было приостановлено на 8 месяцев.

Вскоре после этого власти перехватили письмо А.И.Герцена, уже пятнадцать лет находившегося в эмиграции. Узнав о закрытии «Современника», он написал сотруднику журнала, Н.А. Серно-Соловьевичу, предлагая продолжить издание за границей. Письмо было использовано, как повод, и 7 июля 1862 года Чернышевский и Серно-Соловьевич были арестованы и помещены в Петропавловскую крепость. Однако никаких других улик, которые подтверждали бы тесные связи редакции «Современника» с политическими эмигрантами, найдено не было. В результате Н.Г.Чернышевскому было предъявлено обвинение в написании и распространении прокламации «Барским крестьянам от их доброжелателей поклон». Учёные до сегодняшнего дня не пришли к единому выводу о том, был ли Чернышевский автором этого революционного воззвания. Ясно одно – таких доказательств не было и у властей, поэтому им пришлось осудить обвиняемого на основании ложных свидетельских показаний и сфальсифицированных документов.

В мае 1864 года Чернышевский был признан виновным, осужден на семь лет каторжных работ и ссылку в Сибирь до конца своей жизни. 19 мая 1864 года над ним был публично совершен обряд «гражданской казни» – писателя вывели на площадь, повесив на грудь доску с надписью «государственный преступник», сломали над его головой шпагу и вынудили простоять несколько часов, прикованным цепями к столбу.

«Что делать?»

Пока шло следствие, Чернышевский написал в крепости свою главную книгу – роман «Что делать?». Литературные достоинства этой книги не слишком высоки. Скорее всего, Чернышевский и не предполагал, что её будут оценивать, как действительно художественное произведение, включат в школьную программу по русской литературе(!) и заставят ни в чём неповинных детей писать сочинения о снах Веры Павловны, сравнивать образ Рахметова с не менее великолепной карикатурой Базарова и т.д. Для автора - политического заключённого, находящегося под следствием - в тот момент было важнее всего высказать свои идеи. Естественно, что их было проще облечь в форму «фантастического» романа, чем публицистического произведения.

В центре сюжета романа – история молодой девушки, Верочки Розальской, Веры Павловны, уходящей из семьи, чтобы освободиться от гнёта своей деспотической матери. Единственным способом для совершения такого шага в то время могло быть супружество, и Вера Павловна заключает фиктивный брак со своим учителем Лопуховым. Постепенно между молодыми людьми возникает настоящее чувство, и брак из фиктивного становится настоящим, однако, жизнь в семье организована таким образом, чтобы оба супруга чувствовали себя свободными. Ни один из них не может войти в комнату другого без его разрешения, каждый уважает человеческие права своего партнёра. Именно поэтому, когда Вера Павловна влюбляется в Кирсанова, друга своего мужа, то Лопухов, не рассматривающий жену, как свою собственность, инсценирует собственное самоубийство, предоставляя ей таким образом свободу. Позже Лопухов, уже под другим именем, поселится в одном доме с Кирсановыми. Его не будет мучить ни ревность, ни уязвленное самолюбие, так как свободу человеческой личности он ценит больше всего.

Однако любовной интригой роман «Что делать?» не исчерпывается. Рассказав читателю о том, как следует преодолевать трудности в человеческих отношениях, Чернышевский предлагает и свой вариант решения экономических проблем. Вера Павловна заводит швейную мастерскую, организованную на началах ассоциации, или, как мы бы сегодня сказали, кооператива. По мнению автора, это было не менее важным шагом к перестройке всех человеческих и общественных отношений, чем освобождение от родительского или супружеского угнетения. То, к чему человечество должно придти в конце этой дороги, является Вере Павловне в четырех символических снах. Так, в четвертом сне она видит счастливое будущее людей, устроенное так, как об этом мечтал Шарль Фурье: все живут вместе в одном большом прекрасном здании, вместе работают, вместе отдыхают, уважают интересы каждого отдельного человека, и одновременно трудятся на благо общества.

Приблизить этот социалистический рай, естественно, должна была революция. Об этом заключённый Петропавловской крепости конечно же, не мог написать открыто, однако разбросал намёки по всему тексту своей книги. Лопухов и Кирсанов явно связаны с революционным движением или, во всяком случае, сочувствуют ему.

В романе появляется человек, хотя и не названный революционером, но выделенный, как «особый». Это Рахметов, ведущий аскетический образ жизни, постоянно тренирующий свою силу, даже попытавшийся спать на гвоздях, чтобы проверить свою выдержку, очевидно, на случай ареста, читающий только «капитальные» книги, чтобы не отвлекаться по пустякам от главного дела своей жизни. Романтический образ Рахметова сегодня может вызвать лишь гомерический хохот, но многие психически полноценные люди 60–70-х годов XIX века искренне восхищались им и воспринимали этого «сверхчеловека» чуть ли не как идеал личности.

Революция, как надеялся Чернышевский, должна была произойти уже совсем скоро. На страницах романа время от времени возникает дама в чёрном, скорбящая о своем супруге. В конце романа, в главе «Перемена декораций» она появляется уже не в чёрном, а в розовом, в сопровождении некоего господина. Очевидно, работая над своей книгой в камере Петропавловской крепости, писатель не мог не думать о своей жене, и надеялся на своё скорое освобождение, прекрасно понимая, что это может произойти только в результате революции.

Подчёркнуто занимательное, авантюрное, мелодраматическое начало романа, по расчётам автора, должно было не только привлечь широкие массы читателей, но и сбить с толку цензуру. С января 1863 года рукопись частями передавалась в следственную комиссию по делу Чернышевского (последняя часть была передана 6 апреля). Как и рассчитывал писатель, комиссия увидела в романе лишь любовную линию и дала разрешение к печати. Цензор «Современника», впечатлённый «разрешительным» заключением следственной комиссии, и вовсе не стал читать рукопись, передав её без изменений в руки Н.А.Некрасову.

Оплошность цензуры, конечно, вскоре была замечена. Ответственного цензора Бекетова отстранили от должности, но было поздно…

Впрочем, публикации «Что делать?» предшествовал один драматический эпизод, известный со слов Н.А.Некрасова. Забрав единственный экземпляр рукописи у цензоров, редактор Некрасов по дороге в типографию каким-то загадочным образом его потерял и не сразу обнаружил потерю. Но словно самому Провидению было угодно, чтобы роман Чернышевского всё-таки увидел свет! Мало надеясь на успех, Некрасов поместил объявление в «Ведомостях Санкт-Петербургской городской полиции», и через четыре дня какой-то бедный чиновник принёс свёрток с рукописью прямо на квартиру поэта.

Роман был напечатан в журнале «Современник» (1863, № 3-5).

Когда цензура опомнилась, номера «Современника», в которых печатался «Что делать?», тут же оказались под запретом. Только изъять весь уже разошедшийся тираж полиции оказалось не под силу. Текст романа в рукописных копиях со скоростью света разлетелся по стране и вызвал массу подражаний. Разумеется, не литературных.

Писатель Н.С.Лесков впоследствии вспоминал:

Дату выхода в печать романа «Что делать?», по большому счёту, следовало бы внести в календарь истории России как одну из самых чёрных дат. Ибо своеобразное эхо этого «мозгового штурма» раздаётся в нашем сознании по сей день.

К сравнительно «невинным» последствиям публикации «Что делать?» можно отнести возникновение в обществе острейшего интереса к женскому вопросу. Девушек, желавших последовать примеру Верочки Розальской, в 1860-е годы было более, чем достаточно. «Фиктивные браки с целью освобождения генеральских и купеческих дочек из-под ига семейного деспотизма в подражание Лопухову и Вере Павловне сделались обыденным явлением жизни»,- утверждал современник.

То, что прежде считалось обычным развратом, теперь красиво именовалось «следованием принципу разумного эгоизма». Уже к началу XX века выведенный в романе идеал «свободных отношений» привёл к полному нивелированию семейных ценностей в глазах образованной молодёжи. Авторитет родителей, институт брака, проблема моральной ответственности перед близкими людьми – всё это объявлялось «пережитками», несовместимыми с духовными запросами «нового» человека.

Вступление женщины в фиктивный брак было уже само по себе смелым гражданским поступком. В основе же такого решения лежали, как правило, самые благородные помышления: освободиться от семейного ига для того, чтобы служить народу. В дальнейшем пути раскрепощенных женщин расходились в зависимости от понимания каждой из них этого служения. Для одних цель - знания, чтобы сказать свое слово в науке или стать просветительницей народа. Но более логичен и распространен был другой путь, когда борьба с семейным деспотизмом прямо приводила женщин в революцию.

Прямым следствием «Что делать?» выступает позднейшая революционная теория генеральской дочки Шурочки Коллонтай о «стакане воды», а поэт В.Маяковский, долгие годы составлявший «тройственный союз» с супругами Брик, сделал роман Чернышевского своей настольной книгой.

«Жизнь, описанная в ней, перекликалась с нашей. Маяковский как бы советовался с Чернышевским о своих личных делах, находил в нём поддержку. „Что делать?“ была последняя книга, которую он читал перед смертью…», - вспоминала сожительница и биограф Маяковского Л.О.Брик.

Однако самым главным и трагическим последствием публикации произведения Чернышевского стал тот неоспоримый факт, что несметное количество молодых людей обоего пола, вдохновившись романом, решили стать революционерами.

Идеолог анархизма П.А. Кропоткин без преувеличения заявлял:

Молодое поколение, воспитанное на книге, написанной в крепости политическим преступником, и запрещённой правительством, оказалось враждебным царской власти. Все проводимые «сверху» либеральные реформы 1860-70-х годов, не смогли создать почвы для разумного диалога между обществом и властью; не смогли примирить радикально настроенную молодёжь с российской действительностью. «Нигилисты» 60-х годов, под влиянием «снов» Веры Павловны и незабываемого образа «сверхчеловека» Рахметова, плавно эволюционировали в тех самых, вооружённых бомбами революционных «бесов», которые 1 марта 1881 года убили Александра II. В начале XX века, приняв к сведению критику Ф.М. Достоевского и его размышления о «слезе ребёнка», они уже терроризировали всю Россию: практически безнаказанно отстреливали и взрывали великих князей, министров, крупных государственных чиновников, словами давно почивших Маркса, Энгельса, Добролюбова, Чернышевского вели революционную агитацию среди народных масс…

Сегодня, с высоты веков, остаётся лишь пожалеть, что царское правительство не догадалось в 1860-е годы вовсе отменить цензуру и разрешить создавать произведения, подобные «Что делать?», каждому скучающему графоману. Более того, роман нужно было включить в образовательную программу, заставив гимназистов и студентов писать по нему сочинения, а «чётвёртый сон Веры Павловны» - заучивать наизусть для воспроизведения на экзамене в присутствии комиссии. Тогда бы вряд ли кому-нибудь пришло в голову печатать текст «Что делать?» в подпольных типографиях, распространять в списках, а тем более – его читать…

Годы в ссылке

Сам Н.Г.Чернышевский уже практически не участвовал в бурном общественном движении последующих десятилетий. После обряда гражданской казни на Мытнинской площади он был отправлен в Нерчинскую каторгу (Кадайский рудник на монгольской границе; в 1866 переведен в Александровский завод Нерчинского округа). Во время пребывания в Кадае ему было разрешено трехдневное свидание с женой и двумя маленькими сыновьями.

Ольга Сократовна, в отличие от жён «декабристов», за своим супругом-революционером не последовала. Она не была ни сподвижницей Чернышевского, ни членом революционного подполья, как это пытались представить в своё время некоторые советские исследователи. Госпожа Чернышевская продолжала жить с детьми в Петербурге, не чуралась светских развлечений, заводила романы. По мнению некоторых современников, несмотря на бурную личную жизнь, эта женщина никогда и никого не любила, поэтому для мазохиста и подкаблучника Чернышевского она оставалась идеалом. В начале 1880-х годов Ольга Сократовна переехала в Саратов, в 1883 году состоялось воссоединение супругов после 20-и летней разлуки. Как библиограф, Ольга Сократовна оказала неоценимую помощь в работе над публикациями Чернышевского и Добролюбова в петербургских журналах 1850-60-х годов, в том числе и в «Современнике». Она сумела внушить сыновьям, которые практически не помнили своего отца (когда Чернышевского арестовали одному было 4, другому 8 лет), глубокое уважение к личности Николая Гавриловича. Младший сын Н.Г.Чернышевского Михаил Николаевич много сделал для создания и сохранения ныне существующего дома-музея Чернышевского в Саратове, а также для изучения и публикации творческого наследия своего отца.

В революционных кругах России и политической эмиграции вокруг Н.Г.Чернышевского тут же был создан ореол мученика. Его образ превратился почти в революционную икону.

Ни одна студенческая сходка не обходилась без упоминания имени страдальца за дело революции и чтения его запрещённых произведений.

«В истории нашей литературы... - писал позднее Г.В.Плеханов,- нет ничего трагичнее судьбы Н. Г. Чернышевского. Трудно даже представить себе, сколько тяжёлых страданий гордо вынес этот литературный Прометей в течение того длинного времени, когда его так методически терзал полицейский коршун…»

Между тем, никакой «коршун» ссыльного революционера не терзал. Политические арестанты в то время настоящей каторжной работы не выполняли, и в материальном отношении жилось Чернышевскому на каторге не особенно тяжело. Одно время он даже жил в отдельном домике, постоянно получая деньги от Н.А.Некрасова и Ольги Сократовны.

Более того, царское правительство было настолько милосердно к своим политическим противникам, что позволило Чернышевскому и в Сибири продолжать свою литературную деятельность. Для спектаклей, устраивавшихся иногда на Александровском заводе, Чернышевский сочинял небольшие пьесы. В 1870 году он написал роман «Пролог», посвящённый жизни революционеров в конце пятидесятых годов, непосредственно перед началом реформ. Здесь под вымышленными именами были выведены реальные люди той эпохи, в том числе и сам Чернышевский. «Пролог» был опубликован в 1877 году в Лондоне, однако по силе воздействия на российскую читающую публику он, конечно же, сильно уступал «Что делать?»

В 1871 году закончился срок каторги. Чернышевский должен был перейти в разряд поселенцев, которым предоставлялось право самим избрать место жительства в пределах Сибири. Но шеф жандармов граф П.А. Шувалов настоял на поселении его в Вилюйске, в самом суровом климате, что ухудшило условия жизни и состояние здоровья писателя. Более того, в Вилюйске того времени из приличных каменных зданий существовала только тюрьма, в которой ссыльный Чернышевский и вынужден был поселиться.

Революционеры долго не оставляли попыток вызволить своего идейного лидера. Сначала об организации побега Чернышевского из ссылки думали члены Ишутинского кружка, из которого вышел Каракозов. Но кружок Ишутина был вскоре разгромлен, и план спасения Чернышевского остался неосуществлённым. В 1870 году один из выдающихся русских революционеров, Герман Лопатин, близко знакомый с К.Марксом, пытался спасти Чернышевского, но был арестован прежде, чем добрался до Сибири. Последняя, поразительная по смелости попытка была предпринята в 1875 году революционером Ипполитом Мышкиным. Одетый в форму жандармского офицера, он явился в Вилюйск и предъявил поддельный приказ о выдаче ему Чернышевского для сопровождения его в Петербург. Но лже-жандарм был заподозрен вилюйскими властями и должен был бежать, спасая свою жизнь. Отстреливаясь от посланной за ним погони, скрываясь целыми днями в лесах и болотах, Мышкину удалось уйти почти на 800 вёрст от Вилюйска, но всё же он был схвачен.

Нужны ли были все эти жертвы самому Чернышевскому? Пожалуй, нет. В 1874 году ему было предложено подать прошение о помиловании, которое, вне сомнения, было бы удовлетворено Александром II. Революционер мог покинуть не только Сибирь, но и вообще Россию, уехать за границу, воссоединиться со своей семьёй. Но Чернышевского более прельщал ореол мученника за идею, поэтому он отказался.

В 1883 году министр внутренних дел граф Д.А. Толстой ходатайствовал о возвращении Чернышевского из Сибири. Местом для жительства ему была назначена Астрахань. Перевод из холодного Вилюйска в жаркий южный климат мог губительно сказаться на здоровье престарелого Чернышевского, и даже убить его. Но революционер благополучно переехал в Астрахань, где продолжал находиться на положении ссыльного под надзором полиции.

Всё время, проведённое в ссылке, он жил на средства, присылавшиеся Н.А. Некрасовым и его родственниками. В 1878 году Некрасов умер, и содержать Чернышевского было больше некому. Поэтому в 1885 году, чтобы как-то материально поддержать бедствующего писателя, друзья устроили для него перевод 15-томной «Всеобщей Истории» Г. Вебера у известного издателя-мецената К.Т. Солдатёнкова. В год Чернышевским переводилось по 3 тома, каждый в 1000 страниц. До 5 тома Чернышевский ещё переводил буквально, но затем стал делать большие сокращения в оригинальном тексте, который ему не нравился своей устарелостью и узконемецкой точкой зрения. Взамен выброшенных отрывков он стал прибавлять ряд всё разраставшихся очерков собственного сочинения, что, естественно, вызвало неудовольствие издателя.

В Астрахани Чернышевский успел перевести 11 томов.

В июне 1889 года, по ходатайству астраханского губернатора - князя Л.Д. Вяземского, ему разрешено было поселиться в родном Саратове. Там Чернышевским было переведено ещё две трети 12 тома Вебера, планировался перевод 16-томного «Энциклопедического Словаря» Брокгауза, но чрезмерная работа надорвала старческий организм. Обострилась давнишняя болезнь - катар желудка. Проболев всего 2 дня, Чернышевский, в ночь на 29 октября (по старому стилю - с 16 на 17 октября) 1889 года, скончался от кровоизлияния в мозг.

Сочинения Чернышевского оставались запрещёнными в России вплоть до революции 1905 – 1907 годов. Среди его опубликованных и неопубликованных произведений –статьи, рассказы, повести, романы, пьесы: «Эстетические отношения искусства к действительности» (1855), «Очерки гоголевского периода русской литературы» (1855 - 1856), «О поземельной собственности» (1857), «Взгляд на внутренние отношения Соединенных Штатов» (1857), «Критика философских предубеждений против общинного владения» (1858), «Русский человек на rendez-vous» (1858, по поводу повести И.С. Тургенева «Ася»), «О новых условиях сельского быта» (1858), «О способах выкупа крепостных крестьян» (1858), «Труден ли выкуп земли?» (1859), «Устройство быта помещичьих крестьян» (1859), «Экономическая деятельность и законодательство» (1859), «Суеверие и правила логики» (1859), «Политика» (1859 - 1862; ежемесячные обзоры международной жизни), «Капитал и труд» (1860), «Примечания к „Основаниям политической экономии” Д.С. Милля» (1860), «Антропологический принцип в философии» (1860, изложение этической теории «разумного эгоизма»), «Предисловие к нынешним австрийским делам» (февраль 1861), «Очерки политической экономии (по Миллю)» (1861), «Политика» (1861, о конфликте между Севером и Югом США), «Письма без адреса» (февраль 1862, опубликованы за границей в 1874), «Что делать?» (1862 - 1863, роман; написан в Петропавловской крепости), «Алферьев» (1863, повесть), «Повести в повести» (1863 - 1864), «Мелкие рассказы» (1864), «Пролог» (1867 - 1869, роман; написан на каторге; 1-я часть опубликована в 1877 за границей), «Отблески сияния» (роман), «История одной девушки» (повесть), «Мастерица варить кашу» (пьеса), «Характер человеческого знания» (философская работа), работы на политические, экономические, философские темы, статьи о творчестве Л.Н. Толстого, М.Е. Салтыкова-Щедрина, И.С. Тургенева, Н.А. Некрасова, Н.В. Успенского.