Сказка аленький цветочек читать полностью вопрос какие. Ю. к. бегунов. источники сказки «аленький цветочек. Сюжет и мораль сказки "Аленький цветочек"

Сергей АКСАКОВ

АЛЕНЬКИЙ ЦВЕТОЧЕК

Сказка ключницы Пелагеи

В некиим царстве, в некиим государстве жил-был богатый купец, именитый человек.

Много у него было всякого богатства, дорогих товаров заморских, жемчугу, драгоценных камениев, золотой и серебряной казны и было у того купца три дочери, все три красавицы писаные, а меньшая лучше всех; и любил он дочерей своих больше всего своего богатства, жемчугов, драгоценных камениев, золотой и серебряной казны - по той причине, что он был вдовец и любить ему было некого; любил он старших дочерей, а меньшую дочь любил больше, потому что она была собой лучше всех и к нему ласковее.

Вот и собирается тот купец по своим торговым делам за море, за тридевять земель, в тридевятое царство, в тридесятое государство, и говорит он своим любезным дочерям:

«Дочери мои милые, дочери мои хорошие, дочери мои пригожие, еду я по своим купецким делам за тридевять земель, в тридевятое царство, тридесятое государство, и мало ли, много ли времени проезжу - не ведаю, и наказываю я вам жить без меня честно и смирно, и коли вы будете жить без меня честно и смирно, то привезу вам такие гостинцы, каких вы сами захотите, и даю я вам сроку думать на три дня, и тогда вы мне скажете, каких гостинцев вам хочется».

Думали они три дня и три ночи и пришли к своему родителю, и стал он их спрашивать, каких гостинцев желают. Старшая дочь поклонилась отцу в ноги да и говорит ему первая:

«Государь ты мой батюшка родимый! Не вози ты мне золотой и серебряной парчи, ни мехов черного соболя, ни жемчуга бурмицкого, а привези ты мне золотой венец из камениев самоцветных, и чтоб был от них такой свет, как от месяца полного, как от солнца красного, и чтоб было от него светло в темную ночь, как среди дня белого».

Честной купец призадумался и сказал потом:

«Хорошо, дочь моя милая, хорошая и пригожая, привезу я тебе таковой венец; знаю я за морем такого человека, который достанет мне таковой венец; а и есть он у одной королевишны заморской, а и спрятан он в кладовой каменной, а и стоит та кладовая в каменной горе, глубиной на три сажени, за тремя дверьми железными, за тремя замками немецкими. Работа будет немалая: да для моей казны супротивного нет».

Поклонилась ему в ноги дочь середняя и говорит:

«Государь ты мой батюшка родимый! Не вози ты мне золотой и серебряной парчи, ни черных мехов соболя сибирского, ни ожерелья жемчуга бурмицкого, ни золота венца самоцветного, а привези ты мне тувалет из хрусталю восточного, цельного, беспорочного, чтобы, глядя в него, видела я всю красоту поднебесную и чтоб, смотрясь в него, я не старилась и красота б моя девичья прибавлялася».

Призадумался честно́й купец и, подумав мало ли, много ли времени, говорит ей таковые слова:

«Хорошо, дочь моя милая, хорошая и пригожая, достану я тебе таковой хрустальный тувалет; а и есть он у дочери короля персидского, молодой королевишны, красоты несказанной, неописанной и негаданной; и схоронен тот тувалет в терему каменном, высоком, и стоит он на горе каменной, вышина той горы в триста сажень, за семью дверьми железными, за семью замками немецкими, и ведут к тому терему ступеней три тысячи, и на каждой ступени стоит по воину персидскому и день и ночь с саблею наголо булатною, и ключи от тех дверей железных носит королевишна на поясе. Знаю я за морем такого человека, и достанет он мне таковой тувалет. Потяжеле твоя работа сестриной, да для моей казны супротивного нет».

Поклонилась в ноги отцу меньшая дочь и говорит таково слово:

«Государь ты мой батюшка родимый! Не вози ты мне золотой и серебряной парчи, ни черных соболей сибирских, ни ожерелья бурмицкого, ни венца самоцветного, ни тувалета хрустального, а привези ты мне аленький цветочек , которого бы не было краше на белом свете».

Призадумался честной купец крепче прежнего. Мало ли, много ли времени он думал, доподлинно сказать не могу; надумавшись, он целует, ласкает, приголубливает свою меньшую дочь, любимую, и говорит таковые слова:

«Ну, задала ты мне работу потяжеле сестриных: коли знаешь, что искать, то как не сыскать, а как найти то, чего сам не знаешь? Аленький цветочек не хитро найти, да как же узнать мне, что краше его нет на белом свете? Буду стараться, а на гостинце не взыщи».

И отпустил он дочерей своих, хороших, пригожих, в ихние терема девичьи. Стал он собираться в путь, во дороженьку, в дальние края заморские. Долго ли, много ли он собирался, я не знаю и не ведаю: скоро сказка сказывается, не скоро дело делается. Поехал он в путь, во дороженьку.

Вот ездит честной купец по чужим сторонам заморским, по королевствам невиданным; продает он свои товары втридорога, покупает чужие втридешева, он меняет товар на товар и того сходней, со придачею серебра да золота; золотой казной корабли нагружает да домой посылает. Отыскал он заветный гостинец для своей старшей дочери: венец с камнями самоцветными, а от них светло в темную ночь, как бы в белый день. Отыскал заветный гостинец и для своей средней дочери: тувалет хрустальный, а в нем видна вся красота поднебесная, и, смотрясь в него, девичья красота не стареется, а прибавляется. Не может он только найти заветного гостинца для меньшой, любимой дочери - аленького цветочка, краше которого не было бы на белом свете.

Находил он во садах царских, королевских и султановых много аленьких цветочков такой красоты, что ни в сказке сказать, ни пером написать; да никто ему поруки не дает, что краше того цветка нет на белом свете; да и сам он того не думает. Вот едет он путем-дорогою со своими слугами верными по пескам сыпучим, по лесам дремучим, и, откуда ни возьмись, налетели на него разбойники, бусурманские, турецкие да индейские, и, увидя беду неминучую, бросает честной купец свои караваны богатые со прислугою своей верною и бежит в темные леса. «Пусть-де меня растерзают звери лютые, чем попасться мне в руки разбойничьи, поганые и доживать свой век в плену во неволе».

Бродит он по тому лесу дремучему, непроездному, непроходному, и что дальше идет, то дорога лучше становится, словно деревья перед ним расступаются, а часты кусты раздвигаются. Смотрит назад. - руки́ не просунуть, смотрит направо - пни да колоды, зайцу косому не проскочить, смотрит налево - а и хуже того. Дивуется честной купец, думает не придумает, что с ним за чудо совершается, а сам все идет да идет: у него под ногами дорога торная. Идет он день от утра до вечера, не слышит он реву звериного, ни шипения змеиного, ни крику совиного, ни голоса птичьего: ровно около него все повымерло. Вот пришла и темная ночь; кругом его хоть глаз выколи, а у него под ногами светлехонько. Вот идет он, почитай, до полуночи, и стал видеть впереди будто зарево, и подумал он: «Видно, лес горит, так зачем же мне туда идти на верную смерть, неминучую?»

Поворотил он назад - нельзя идти, направо, налево - нельзя идти; сунулся вперед - дорога торная. «Дай постою на одном месте, - может, зарево пойдет в другую сторону, аль прочь от меня, аль потухнет совсем».

Вот и стал он, дожидается; да не тут-то было: зарево точно к нему навстречу идет, и как будто около него светлее становится; думал он, думал и порешил идти вперед. Двух смертей не бывать, а одной не миновать. Перекрестился купец и пошел вперед. Чем дальше идет, тем светлее становится, и стало, почитай, как белый день, а не слышно шуму и треску пожарного. Выходит он под конец на поляну широкую и посередь той поляны широкой стоит дом не дом чертог не чертог, а дворец королевский или царский весь в огне, в серебре и золоте и в каменьях самоцветных, весь горит и светит, а огня не видать; ровно солнышко красное, инда тяжело на него глазам смотреть. Все окошки во дворце растворены, и играет в нем музыка согласная, какой никогда он не слыхивал.

Входит он на широкий двор, в ворота широкие растворенные; дорога пошла из белого мрамора, а по сторонам бьют фонтаны воды, высокие, большие и малые. Входит он во дворец по лестнице, устланной кармазинным сукном, со перилами позолоченными; вошел в горницу - нет никого; в другую, в третью - нет никого; в пятую, десятую - нет никого; а убранство везде царское, неслыханное и невиданное: золото, серебро, хрустали восточные, кость слоновая и мамонтовая.

Дивится честной купец такому богатству несказанному, а вдвое того, что хозяина нет; не только хозяина, и прислуги нет; а музыка играет не смолкаючи; и подумал он в те поры про себя: «Все хорошо, да есть нечего» - и вырос перед ним стол, убранный-разубранный: в посуде золотой да серебряной яства стоят сахарные, и вина заморские, и питья медвяные. Сел он за стол без сумления, напился, наелся досыта, потому что не ел сутки целые; кушанье такое, что и сказать нельзя, - того и гляди, что язык проглотишь, а он, по лесам и пескам ходючи, крепко проголодался; встал он из-за стола, а поклониться некому и сказать спасибо за хлеб за соль некому. Не успел он встать да оглянуться, а стола с кушаньем как не бывало, а музыка играет не умолкаючи.

Конечно же, это Сергей Тимофеевич Аксаков. Именно ему мы обязаны прекрасными мгновениями, пережитыми в детстве при прочтении сказки мамой и немного позже при просмотре мультфильма.

Это истинно народная русская сказка и пришла она к Аксакову из , благодаря его няне. Как многое было почерпнуто Александром Сергеевичем Пушкиным от своей няни Арины Родионовой, так и внутренний мир Аксакова обогатили рассказы и сказки ключницы Пелагеи.

Аксаков родился 1 октября в Уфе в семье потомственных дворян. Отец его Тимофей Степанович Аксаков был прокурором Верхнего земского суда. Мать Мария Николаевна в девичестве Зубова дочь помощника оренбургского наместника.

Большое влияние на будущего писателя оказал дедушка Степан Михайлович Аксаков своими рассказами о том, что род Аксаковых происходит от «знаменитого рода Шимона» – полумифического варяга, племянника короля норвежского, приехавшего в Россию в 1027 году.

Детство Аксакова прошло в Уфе и в имении Ново-Аксаково, на просторах степной природы.

Своей Аксаков обязан отцу, в то время как мать предпочитала жить в городских условиях.

В имении Ново-Аксаково маленький Серёжа смог подружиться с крестьянскими детьми, узнать ближе жизнь народа, наполненную тяжёлым трудом. Он прислушивался к песням и сказкам, что рассказывали дворовые, от крепостных девушек узнал о святочных играх. Больше всего народных сказаний он услышал от ключницы Пелагеи и они запомнились ему на всю жизнь.

Мать Аксакова была женщиной образованной, и именно она научила сына читать и писать к четырём годам. В 1799 году мальчика отдали в гимназию, но вскоре сильно скучавшая без сына мать взяла его обратно. Сам Аксаков писал, что в гимназии у него из-за нервного и впечатлительного характера начала развиваться болезнь похожая на падучую.

Он ещё год прожил в деревне, но в 1801 году мальчик всё-таки поступил в гимназию. В своих «Воспоминаниях» он потом отзывался о преподавании в гимназии весьма критично, но, тем не менее, с благодарностью говорил о некоторых своих учителях – И. И. Запольском и Г. И. Карташевском, надзирателе В. П. Упадышевском и учителе русского языка Ибрагимове. Все они были воспитанниками Московского университета.

У Запольского и Карташевского Сергей Аксаков жил в качестве пансионера.

Учился Аксаков в гимназии хорошо, в некоторые классы переходил с наградами и похвальными листами. В 1805 году в возрасте 14 лет Аксаков поступил в Казанский университет.

Университет занимал часть помещений гимназии, и часть учителей были назначены профессорами, лучшие ученики старших классов произведены в студенты. Это было очень удобно для учеников. Аксаков, например, слушая университетские лекции, продолжал учиться по некоторым предметам в гимназии. Не было в то время в университете и разделения на факультеты, поэтому студенты слушали самые разные науки – классическую литературу, историю, высшую , логику, химию и анатомию…

В университете Аксаков выступал в любительском театре и начал писать стихи. Первое его стихотворение появилось в гимназическом рукописном журнале «Аркадские пастушки». Особенно большой успех имело стихотворение «К соловью». Вдохновившись этим, Сергей Аксаков, вместе со своим другом Александром Панаевым и будущим математиком Перевозчиковым, основал в 1806 году «Журнал наших занятий».

В марте 1807 года С. Т. Аксаков оставил Казанский университет, не окончив его. Причиной этому было, скорее всего, получение семейством большого наследства от тетки, Куроедовой. После чего вся семья Аксаковых переехала сначала в Москву, а потом в Санкт-Петербург, где Сергей стал работать переводчиком при комиссии по составлению законов.

Но больше всего Аксакова привлекала литературная и Петербурга. И он влился в литературно-общественную и театральную жизнь столицы. В это время Аксаков познакомился с Г. Р. Державиным, А. С. Шишковым артистом-трагиком, Я. Е. Шушериным. Позднее писатель напишет о них прекрасные мемуарно-биографические очерки.

В 1816 Сергей Аксаков женился на дочери Суворовского генерала Ольге Заплатиной. Матерью Ольги была турчанка Игель-Сюма, которую взяли в возрасте двенадцати лет при осаде Очакова, окрестили и воспитали в Курске, в семействе генерала Воинова. К сожалению, Игель-Сюма умерла в возрасте тридцати лет.

После свадьбы молодые переехали в родовое имение Ново-Аксаково. Своё родовое гнездо писатель опишет в «Семейной Хронике» под названием Нового Багрова. У пары родилось десять детей.

Ольга Семеновна, супруга писателя будет не только хорошей матерью и умелой хозяйкой, но и помощницей в литературных и служебных делах мужа.

Пять лет Аксаковы жили в доме родителей писателя, но позднее, в 1821 году, когда у них уже было четверо детей, отец согласился поселить семью сына отдельно и отдал им село Надежино, в Белебеевском уезде Оренбургской губернии. Это село фигурирует в «Семейной Хронике» под названием Парашино.

Перед тем, как переехать на новое место жительства, Сергей Аксаков с семьёй поехал в Москву, где они прожили всю зиму 1821 года.

В Москве писатель встретился со своими старыми знакомыми в театральном и литературном мире, подружился с Загоскиным, водевилистом Писаревым, директором театра и драматургом Кокошкиным, драматургом князем А. А. Шаховским и другими интересными людьми. После публикации Аксаковым перевода 10-й сатиры Буало, его избрали в члены «Общества любителей российской словесности».

Летом 1822 года семья Аксаковых приехала в Оренбургскую губернию и прожила там несколько лет. Но с ведением хозяйства у писателя не ладилось, к тому же пришла пора определять в учебные заведения детей.

В августе 1826 года С. Т. Аксаков с семьёй перебрался в Москву.

В 1827 году устроился работать цензором вновь учрежденного отдельного московского цензурного комитета, а с 1833 по 1838 служил инспектором Константиновского межевого училища, а после его преобразования в «Константиновский межевой институт», был первым директором.

И в то же время Аксаков продолжал уделять много времени своей литературной деятельности. В доме Аксакова в подмосковном имении Абрамцево собирались писатели, журналисты, историки, актёры, критики, философы.

В 1833 году умерла мать Аксакова. А в 1834 году был опубликован его очерк «Буран», который в дальнейшем стал прологом автобиографических и природоведческих произведений Аксакова.

В 1837 году ушёл из жизни отец, оставив сыну приличное наследство.

В 1839 году здоровье Аксаково расстроилось и писатель окончательно вышел в отставку.

Аксаков дружил с Погодиным, Надеждиным, в 1832 году он познакомился с Гоголем, с которым продолжал дружить 20 лет, в доме С. Т. Аксакова Гоголь часто читал свои новые произведения. И в свою очередь Гоголь был первым слушателем произведений Аксакова.

Интересно, что на мировоззрение и творчества Аксакова оказывали немалое влияние и его подросшие сыновья – Иван и Константин.

В 1840 году Аксаков начал писать «Семейную Хронику», но в окончательном виде она появилась лишь в 1846 году. В 1847 году появились «Записки об ужении рыбы», в 1852 году «Записки ружейного охотника Оренбургской губернии», в 1855 году «Рассказы и воспоминания охотника». Все эти произведения были благосклонно встречены читателями и принесли автору известность.

«В ваших птицах больше жизни, чем в моих людях», говорил С. Т. Аксакову Гоголь.

О «Записках ружейного охотника» тепло отозвался И. С. Тургенев, признав первоклассным описательный талант автора.

В 1856 году появилась «Семейная Хроника», которая так же пришлась по вкусу публике.

В 1858 году Аксаков выпустил продолжение «Семейной Хроники» – «Детские годы Багрова-внука».

К сожалению, ухудшилось здоровье писателя, он стал терять зрение, а весной 1858 года болезнь стала причинять ему серьёзные страдания. Пошатнулось и материальное благосостояние семьи.

Тяжело больным писатель написал «Зимнее утро», «Встречу с мартинистами».

Последнее лето Аксаков прожил на даче под Москвой. Он уже не мог писать сам и диктовал свои новые произведения.

Его «Собирание бабочек» появилось в печати после кончины писателя в «Братчине», сборнике, изданном бывшими студентами Казанского университета, под редакцией П. И. Мельникова.

Похоронен Сергей Тимофеевич на погосте Симонова монастыря в Москве.

Я думаю, что всем, кто любит природу, стоит прочесть произведения Аксакова. А его «Хроники» помогут лучше узнать историю и быт России XIX века. И, как мне кажется, чем мы лучше знаем и понимаем прошлое своей земли, тем легче нам разобраться в настоящем и строить будущее.

Самое «фольклорное» из произведений С. Т. Аксакова - сказка «Аленький цветочек», написанная по воспоминаниям детства для внучки Оленьки.1 Сказка эта в первый
раз увидела свет в 1858 году как приложение к повести «Детские годы Багрова-
внука». Часть автобиографической повести,сказка отражает этические взгляды
С. Т. Аксакова.

Все особенности характеров встречающихся ему людей Сережа Багров пытается осмыслить под углом зрения своих детских представлений о хорошем
и плохом. Эти представления во многом навеяны «Аленьким цветочком».

2 История произведения рассказана самим Аксаковым. Она началась в 1797 году в деревне Ново-Аксакове, куда родители С. Т. Аксакова переехали на постоянное жительство после смерти деда писателя Степана Михайловича. «По совету тетушки, - вспоминает С. Т. Аксаков,- для нашего усыпления позвали один раз ключницу Палагею, которая была великая мастерица сказывать сказки и которую даже покойный дедушка любил слушать. . . Пришла Палагея, немолодая, но еще белая, румяная и дородная женщина, помолилась богу, подошла к ручке, вздохнула несколько раз,
по своей привычке всякий раз приговаривая:„Господи, помилуй нас, грешных",села у печки, подгорюнилась одною рукой и начала говорить, немного нараспев:

„В некпим царстве, в некпим государстве..." Это вышла сказка под названием
„Аленький цветочек" . . . Эту сказку, которую слыхал я в продолжение нескольких годов не один десяток раз,потому что она мне очень нравилась,впоследствии выучил я наизусть и сам сказывал ее, со всеми прибаутками, ужимками,оханьем и вздыханьем Палагеи».

Для «мальчика с блестящими глазами и нежным сердцем» существовал лишь один источник сказки - сказительница Палагея или Пелагея. В сказке Пелагеи будущему писателю показалось «стоящим вниманья» «странное сочетание восточного вымысла, восточной постройки и многих, очевидно, переводных выражений, с приемами,образами и народною нашею речью». Как же он был поражен, когда несколько лет спустя
обнаружил еще одну такую же сказку под названием «Красавица и Зверь»,напечатанную на страницах переведенного с французского языка сборника «Детское училище». «С первых строк, - вспоминает Аксаков, - показалась она мне знакомою и чем далее, тем знакомее;наконец, я убедился, что это была сказка, коротко известная мне под именем „Аленький цветочек", которую я слышал не один десяток раз в деревне от нашей ключницы Пелагеи» (т. 2, с. 38). «Содержанию „Красавица и зверь", или „Аленький цветочек", - замечает С. Т. Аксаков,- суждено было еще раз удивить меня впоследствии. Через несколько лет пришел я в Казанский театр слушать и смотреть оперу „Земира и Азор" - это был опять „Аленький цветочек" даже в самом ходе пиесы и в ее подробностях» (т. 2, с. 39). Что за произведения здесь имеются в виду? Первое - это «Детское училище,или Нравоучительные разговоры между разумною чительницею и знатными разных лет ученицами, сочиненные на французском языке госпожой Ле Пренс де Бомонт» и изданные в первый раз по-французски в 1756 году, а по-русски четыре года спустя.4 Второе произведение - это опера французского композитора А.-Э.-М. Гретри «Земира и Азор», либретто которой было написано в 1771 году на сюжет «Красавицы и Зверя» Ж.-Ф. Мармонтелем. Действующие лица оперы -
Азор, персидский князь, царь Камира,«имеющий страшный вид», Сандер, купец,
Земира, Фадли и Л небе, его дочери,Али, невольник Сандера, духи и волшебницы.
Действие происходит то в волшебном замке Азора, то в загородном доме персидского купца Сандера.Русским читателям XVIII века было известно еще одно сочинение на этот же сюжет. Это пьеса французской писательницы С.-Ф. Жанлис «Красавица и Чудовище», сочиненная в 1779 году.6 В ней всего три действующих лица: Фанор,«дух в ужасном образе», Сирфея и Федима, подруги, похищенные духом из родительского дома. Действие происходит под сенью пальм в доме Фанора, над входом в который было написано: «Вход для всех несчастных».

Во Франции конца XVII-первой половины XVIII века, в переходное время от классической эпохи к эпохе Просвещения, значительно возрос интерес к народным сказкам, занявшим место средневековых фабльо и легенд. В то время вышли в свет многочисленные сборники литературных сказок, в том числе: «Сказки моей матери Гусыни» Ш. Перро (1697), волшебные сказки фей Ж.-Ж. Леритье де Вильодон (1696),
графини Де Мюра (1698), графини Д"Онуа (1698), мадмуазель Де Ла Форс (1698),
аббата де Прешак (1698), графа Гамильтона (1730), Г.-С. Вилленев (1740), Ж.-М. Ле Пренс де Бомон (1757) и многие другие.7 Во французском фольклоре издавна бытовали сказки о зачарованном принце или юноше, превращенном в животное,и о девушке, которая силою своей любви расколдовывает его. Эти сказки с конца XVII века стали принимать литературную форму. Таковы, например,сказки Д"Онуа «Принц-Кабанчик» и «Баран», Ш. Перро «Хохлик», а также одна из «Морских сказок» Г.-С. Вилленев.8

Графиня Бомон, урожденная Ле Пренс, заимствовала основу своей сказки «Красавица и Зверь» у Вилленев, добавив к ней наставления морального свойства и ряд деталей.9 Сказительницей у Вилленев выступает старушка, развлекающая одну семью, следующую на корабле из Франции в Вест-Индию, а у Бомон - мадмуазель Бонна, рассказывающая
свои сказки в воспитательных целях леди Спиричуэл и леди Сенсэ, а также детям из аристократических семей. «Magasin des enfants» был популярным детским чтением в Европе. Неудивительно,что он был переведен и в России. Век Просвещения, вторая половина XVIII века, отмечен в России повышенным интересом к русской народной и
литературной сказке. Тогда вышли в свет многочисленные сказочные сборники:
«Пересмешник, или Славенские сказки» М. Д. Чулкова (1766-1768), «Славенские древности, пли Приключения славенских князей» М. И. Попова (1770-1771), «Русские сказки» В. А. Левшина (1780-1783); отдельными изданиями выходили сказки о Бове-Королевиче, Еруслане Лазаревиче, Шемякином суде,Ерше Ершовиче, Полкане и т. п.; многие писатели пробовали свои силы в жанре литературной сказки (И.А. Крылов, Евграф Хомяков, Екатерина II, Сергей Глинка, H. М. Карамзин и др.).10 Волшебно-
рыцарский роман и волшебные сказки о феях вырастали из народной сказки, и потому элементы народного творчества составляли в то время основу быстро развивающейся беллетристики, в числе жанров которой литературной сказке принадлежало видное место.11

Во второй половине XVIII века сказка Бомон «Красавица и Зверь» получила широкое распространение в России не только в печатных изданиях, но и в рукописях. За три года до выхода в свет перевода Петра Свистунова, в 1758 году, эту сказку уже перевела на русский язык Хпония Григорьевна Демидова,дочь владельца уральских заводов Григория Акинфиевича Демидова.12 Затем с рукописи Демидовой стали сниматься копии и распространяться в народе в виде рукописных тетрадок.13 Сказка вошла в состав известного в рукописях «Разговора госпожи Благоразумовой, Остроумовой и Вертопраховой» 14 и послужила источником рукописной «Гнсторни о французском короле и его дочери Красавице», произведения русской рукописной демократической литературы VIII века.15 К этому необходимо добавить, что проникновение французской литературной сказки в русскую литературу и даже фольклор было нередким явлением. Так, в XVIII веке французские легенды о святой
Женевьеве переделываются в лубочную «Сказку о трех королевичах» и «Сказку о Дурнне-Шарине», а французская сказка «Catherine La Sotte» превращается в русскую
сказку о Катерине.16

Как же французская сказка стала известна простой русской крестьянке Пелагее, не
умевшей ни читать, ни писать? Биографию Пелагеи мы можем восстановить со слов Аксакова. Во время крестьянской войны 1773-1775 годов под руководством Емельяна Пугачева отец Пелагеи, крепостной помещиков Алакаевых, бежал от хозяев вместе с дочерью в Астрахань. Там Пелагея вышла замуж, потом овдовела,служила в купеческих домах, в том числе у купцов-персов, а в 1796 году вернулась к наследнику Алакаевых С М Аксакову в Ново-Аксаково. «Пелагея, - вспоминает Аксаков, - кроме досужества в домашнем обиходе, принесла с собою необыкновенное дарование сказывать
сказки, которых знала несчетное множество. Очевидно, что жители Востока распространили в Астрахани и между русскими особенную охоту к слушаныо и
рассказыванью сказок. В обширном ска каталоге Пелагеи вместе со всеми
русскими сказками находилось множество сказок восточных, и в том числе несколько
из „Тысячи и одной ночи. Дедушка обрадовался такому кладу, и как он уже начинал хворать и худо спать, то Пелагея, имевшая еще драгоценную способность не дремать по целым ночам, служила большим утешением больному старику. От этой-то Пелагеи наслушался я сказок в долгие зимние вечера. Образ здоровой, свежей и дородной сказочницы с веретеном в руках за гребнем неизгладимо врезался в мое воображение, и если бы я был живописец, то написал бы ее сию минуту, как живую» 17

Итак, именно в Астрахани в 70-90-е годы у Пелагеи сложился свой сказочный репертуар, в состав которого, по Аксакову, входили русские народные сказки «Царь-девица», «Иванушка-дурачок», «Жар-птица», «Змей-Горыныч», а также некоторые восточные сказки из «Тысячи и одной ночи» н, наконец, «Аленький цветочек». Арабские сказки «Тысяча и одна ночь» в переводе с французского были широко распространены в демократической рукописной литературе XVIII века,18 известны были и многочисленные издания переводов.19 Маленький Сережа зачитывался сказками
Шехерезады, которые ему давал читать знакомый матери П. И. Чичагов (см. т. 1,
с. 459-460). Стало быть, книжный ориентализм «Аленького цветочка», проявляющийся, например, в таких словосочетаниях, как «золото аравийское», «хрусталь восточный», «кармазинное сукно», в описании дворца Зверя лесного, чуда морского и его сада, в рассказе о «тувалете» дочери персидского короля, в упоминании разбойников «бусурмаиских, турецких да индейских, нехристей поганых» и пр., следует отнести как па счет Пелагеи, так и на счет Аксакова, знакомых с арабскими и персидскими сказками. До Пелагеи французская сказка, вероятно, дошла следующим путем: перевод
из «Детского училища» был усвоен русским фольклором либо через посредство
рукописей, либо через печатные источники и стал известен Пелагее в Астрахани в пересказе. В русском фольклоре издавна бытовала подобная же сказка. Здесь могло произойти наложение одного (книжного) материала на другой (чисто фольклорный).

Пелагея могла вполне быть сотворцом именно этого варианта сказки: она расцветила основной сюжет чисто русскими сказочными мотивами, народными оборотами речи, шутками, прибаутками, пословицами и поговорками.

Теперь нам необходимо обратиться к записям сказок в русском, восточнославянском,
а может быть, и в мировом фольклоре для того, чтобы проверить наш основной тезис: сказка, подобная «Аленькому цветочку», до Аксакова уже существовала. Первый факт следующий:не позднее, чем в 30-е годы XIX века, такая сказка была записана В. И. Далем и вошла в 7-й выпуск «Народных русских сказок» А. Н. Афанасьева.20 Известно,
что А. Н. Афанасьев получил от В.И.Даля записи 150 сказок, которые целиком составили 4-й, 6-й и 7-й выпуски его «Народных русских сказок», а сказка «Заклятой царевич», имеющая некоторое сходство с «Аленьким цветочком», увидела
свет в 1863 году, как раз в 7-м выпуске.21 Согласно указателям сказочных сюжетов Аарне-Андреева и Аарне-Томпсона, Барага и др., сказка «Аленький цветочек» рассматривается как ответвление 425-го типа волшебных сказок «Поиски потерянного мужа», где муж или жених превращен волшебными чарами в чудовище.22 Отдаленный
первообраз типа 425 - «Амур и Психея» из «Милетских рассказов» Аристида Милетского
(II-I века до н. э.).23 «Аленький цветочек» относится к подтипу 425 С, его особенность в счастливой концовке: 1) вернувшись из родного дома во дворец
или в дом зачарованного жениха, девушка застает его бездыханным, 2) она
оживляет его и разрушает заклятие объятием и поцелуем, обещая выйти за него
замуж.24 Сказка типа 425 была распространена по всей Европе, в Сибири, на
Филиппинских островах, на островах Гаити, Мартинике, Антильских, в Бразилии,
но подтип 425 С, согласно исследованию шведского фольклориста Яна-Ойвинда Свэна,26 встречается только у французских писательниц середины XVIII века Вилленев и Бомон, а также в позднем фольклоре - русском, немецком 26 и греческом.27 У чешской писательницы Божены Немцовой есть одна подобная сказка - «Мохнатое чудовище» или «Бутон розы»,28 скорее всего взятая ею у Бомон. Подтип 425 С по Свэну происходит от подтипа 425 В, он полностью литературного происхождения. Но от этого подтип 425 С не теряет своего значения. Напротив, он приобретает еще большую ценность, так как предоставляет возможность для исследования проблем взаимодействия фольклора и литературы.

Сказка подтипа 425 В по Свэну бретонского происхождения. От бретонцев онапопадает к ирландским кельтам и французам, от последних к немцам, итальянцам и русским.29

По данным последнего справочника - «Сравнительного указателя сюжетов восточнославянской сказки», в настоящее время известно 17 вариантов сказки
подтипа 425 С в русском фольклоре, 5 - в украинском, 2 - в белорусском.30 Внимательное рассмотрение изданных текстов позволяет уточнить эти данные. Так,
не имеют никакого отношения к 425 С сказки «Аннушка-несмеянушка» из записей
И. А. Худякова,31 «Медведь-царевич» из записей Г. Бондаря,32 «Морской царь и купеческая дочь» в издании А. М.Смирнова,33 «Блюдечко и наливное яблочко» из записей Вл. Бахтина34 и В. П.Кругляшовой,36 «Кобылья голова» из записей Г. Я. Симиной.36 Не нашли мы нашей сказки и в украинском издании С. Далавурака и М. Ивасюка.37 Оказались нам недоступными записи сказок И. Калинникова и одна из карельских сказок (Карелия. Альманах Союза советских писателей. Петрозаводск, 1938,с. 110-112). В «Сравнительном указателе сюжетов» одна из сказок в записи
П. П. Чубинского отнесена к украинским,а на самом деле она белорусская и записана
в Гродненской губернии.38

Итак, сейчас мы располагаем 10 русскими (Даль-Афанасьев, Герасимов, Смирнов,
Ковалев, Коргуев, Чернышев, Тумилевич, Балашов, Соколова, Митропольская), 3 украинскими (Левченко, Линтур, Пупіик) и 2 белорусскими (Чубннскнй) записями или вариантами сказки 425 С. Сопоставим их тексты между собой, а также со сказками
Бомон и Аксакова.

Старший из сохранившихся текстов записей - вариант Даля-Афанасьева - озаглавлен «Заклятой царевич». Сравнение его с «Аленьким цветочком» показывает следующее: «Заклятой царевич» не был источником литературной сказки. Текст сказки краткий, стиль неукрашенный; в отличие от аленького цветочка Аксакова

или розановой ветви Бомон

цветок здесь не имеет названия, вместо чудовища страшного и мохнатого, Зверя
лесного, чуда морского Аксакова или Зверя Бомон здесь фигурирует «безобразной
крылатой змей с тремя головами», похититель женщин традиционного русского
фольклора. Есть и еще расхождения: у Аксакова и Бомон чудовищу все равно, какую из дочерей пришлет к нему купец, а в русской сказке змей ставит условие: «Кто тебя первой по приезде домой встретит, того мне на весь век отдай». И еще: у Аксакова и Бомон Зверь - это добрый хозяин дворца и сада, верный раб своей госпожи - младшей дочери купца, а в русской сказке змей - полновластный
господин, он приказывает девушке стелить ему постель рядом с ее кроваткой, а на третью ночь требует: «Ну, красная девица, теперь я с тобой на одной кровати лягу». «Страшно было купеческой дочери спать на одной постели с таким безобразным чудовищем, - говорится в сказке, - а делать нечего - скрепила свое сердце, легла с ним».

У Аксакова и Бомон Красавица возвращается домой на побывку с помощью волшебного
перстня, а в русской сказке - в коляске, перемещающейся мгновенно от дворца змея на купеческий двор. У Аксакова Зверь лесной был найден девушкой бездыханным на пригорке, где рос аленький цветочек, у Бомон - Зверь бросился с горя в канал, в русской сказке - в пруд. У Аксакова и Бомон Красавица обнимает Зверя и признается
ему в любви, в русской сказке - она обнимает голову змея и целует его крепко-
крепко, змей тут же превращается в доброго молодца, у Аксакова и Бомон - в принца.

Еще одно доказательство бытования сказки в фольклоре - «Аленькой цветочек», записанный А. Ы. Нечаевым в 1930-е годы со слов известного беломорского сказителя М. М. Коргуева.ЗУ Сравненне текстов показывает, что Коргуев в основном сохраняет традицию, передавая нам ту же самую сказку. По словам автора комментария А. Н. Нечаева, «наш вариант очень близок к „Аленькому цветочку" Аксакова. Основное отличие - это стремление Коргуева придать сказке традиционный сказочный характер: неизменная троичность действия (например,купец три раза отправляется в плавание
за цветком, а не один, как в других вариантах). Еще более интересным моментом является перенесение действия сказки в поморскую среду. Так, купец каждый год ходит на своих кораблях заграницу за товарами; не может долго найти цветок, потому что дорого платить за простой в порту, необходимо ехать домой; обещает свезти на следующий год дочь заграницу и т. д.».40

Укажем на те детали, которые сближают текст Коргуева с текстом Аксакова. Это упоминания аленького цветочка, волшебного кольца, с помощью которого происходит перемещение героев в сказочное царство, описание богатств дворца и чудес сада, привольной жизни там героини, описание обстоятельств возвращения девушки в отчий
дом на побывку, смерть Зверя в саду с аленьким цветком в лапах, освобождение
чаревича» от чар верной ому Санечкой. Мотив приготовления постели чудовищу, имеющийся в варианте Даля-Афанасьева, у Коргуева, как и у Аксакова-Бомон, отсутствует. Добавим к этому, что корабли купца, которых нет в сказках Аксакова и Даля-Афанасьева, это либо дань Коргуева поморской традиции,либо восхождение к фольклорному первоисточнику, где, как у Бомон,фигурировали море и корабли.

Еще два варианта сказки - с Терского берега Белого моря и с Азовского моря - имеют названия «Аленький цветочек». Первая из них, записанная Д. М.Балашовым со слов сказительницы О. И.Самохваловой,41 излагает известный сюжет в сокращении. Здесь вместо купца действует старик, его дочери просят привезти им в подарок не венец и туалет, а платья. Старик забывает купить аленький цветок, идет мимо незнакомого сада, срывает розу, и тогда внезапно появляется страшный Зверь и требует привезти к нему одну из дочерей. Старик приезжает домой, раздает дочерям подарки и все им рассказывает. «А етот, знаешь, страшный Зверь - царь ли был, так сын у него, - говорится в сказке, - и его овернулн страшным зверем. Кто его noлюбит - досель, а не полюбит, не овернуть его».42

Тексты Аксакова и Самохваловой совпадают в деталях сюжета: надписи на стене, с помощью которых Зверь разговаривает с героиней, описание богатства дворца и великолепия сада, а также привольной жизни там девушки, рассказ о возвращении домой на побывку на три часа и поступок сестер, повернувших стрелку часов назад, и т. д.

Вторая сказка с этим же названием, записанная не так давно Ф. В. Тумилевичем у казаков-некрасовцев,43 обнаруживает в деталях отклонение от основного сюжета. Вероятно, в казачьей традиции появились новые персонажи сказки: купец и его сын Василий, красавец; вместо купца с тремя дочерьми здесь действует бедный охотник с тремя дочерьми, младшую из них зовут Танюшей. Василий и Танюша полюбили друг
друга, но купец заколдовал своего сына, превратив его в верблюда, построил в лесу для него дом, насадил сад и в нем аленький цветочек. В сказке рассказывается о том, что бедняк на базаре купил подарки для своих дочерей: сарафан и балахон, ка-
товур и связку, однако не мог нигде найти аленький цветочек для младшей. Танюша
сама отправляется на поиски заветного цветка, находит в лесу красивый дом и
сад, поселяется в нем, таинственные слуги кормят ее и поят, во сне ей является
Василий и просит сорвать аленький цветочек, который вырос выше человеческого
роста. Девушке удается сорвать цветок и расколдовать своего жениха. История кончается свадьбой.

Один из вариантов этой же сказки с западных предгорий Алтая имеет название «Алая роза».44 Здесь известный сюжет также дается в сокращении и без счастливого конца, как в подтипе 425 В. Вместо купца в сказке действует старик, он покупает на базаре сапоги и ботинки для двух дочерей постарше, а для младшей нигде не может найти алой розы. Наконец, он находит и срывает ее в пустынном саду, страшный голос велит старику отдать дочь хозяину сада. Старик соглашается и с помощью волшебного кольца оказывается дома. Его младшая дочь с помощью того же кольца (как
в тексте Аксакова-Бомоп) перемещается в сказочное царство. Хозяин сада разговаривает с девушкой, не показываясь ей, и вскоре отпускает ее домой на побывку на два часа; девушка опоздала, а ее возлюбленный с горя «решился». Она находит его мертвым в яме. Счастливого конца нет, что не характерно для русских сказок этого типа. Предполагаем, что Алтайский вариант - это усечение первоначального подтипа 425 С.

Близкую зависимость от текста Аксакова обнаруживает сказка «Чудо морское, зверь лесной», записанная у И. Ф.Ковалева, сказочника из дер. Шадрппо, Воскресенского района, Горьковской области.15 Так, например, в ответ на просьбу средней дочери привезти ей хрустальный туалет, купец отвечает: «Знаю я, моя дочь милая, у персидской королевы, так я тебе его достану». Только в варианте Аксакова-Пелаген имеется персидская тема и этот рассказ про «тувалет»: «Хорошо, дочь моя милая, хорошая и пригожая, достану я тебе таковой хрустальный ту валет; а и есть он у дочери короля персидского, молодой королевишны, красоты несказанной, неописанной
и негаданной; и схоронен тот тувалет в терему каменном, высокипм, и стоит он на горе каменной, вышина той горы в триста сажень, за семью дверьмп железными,
за семью замками немецкпмп, и ведут к тому терему ступеней три тысячи, и на каждой ступени стоит по вопну персидскому и день и ночь, с саблею наголо
булатною, и ключи от тех дверей железных носит королевпшиа на поясе. Знаю я за морем такова человека, и достанет он мне таковой тувалет. Потяжеле твоя работа сестриной: да для моей казны супротивного нет» (т. 1, с. 584). Текст Ковалева
восходит к тексту Аксакова-Пелаген: в них полностью совпадают основная линия сюжета и многие детали.

Есть и различия: в сказке Ковалева аленький цветочек растет на бугре в золотом
кубке; принц рассказывает девушке свою историю так: дядя-волшебник заколдовал сына царя из зависти к его богатству; Маша - первая из тринадцати девушек, полюбившая зачарованного принца. Ответвлением первоначального сюжета «Аленького цветочка», его переработкой представляется сказка «Ореховая ветка», известная в трех записях: из Пушкинских Гор Псковской области, из Рязанской области, у русского населения Литвы.46

Здесь вместо розы фигурирует ореховая ветка, вместо Зверя лесного,чуда морского - медведь, вместо дворца - пещера в лесу. Конец сказки - традиционный: медведь расколдовывается и превращается в князя. История заканчивается свадьбой.

Украинские и белорусские варианты мало дают для восстановления первоосновы
русской сказки подтипа 425 С, поэтому мы их не рассматриваем. В результате изучения всей восточнославянской традиции сказки подтипа 425 С мы можем прийти к следующему выводу: сказка эта существовала в фольклоре до Аксакова. Другое дело точная датировка и локализация сказки. Очевидно, что, вопреки выводам Я.-О.Свэна, сказка подтипа 425 С существовала в русском фольклоре до Бомон, т. е.ранее середины XVIII века. Распространение во второй половине XVIII века в русской демократической среде рукописных версий французской литературной сказки Бомон привело к тому, что в фольклоре старый фольклорный текст соединился со сказкой Бомон и в таком виде был зафиксирован около 1797 года у Пелагеи. С.Т.Аксаков и взял впоследствии этот контаминированный текст за основу для своей литературной сказки, что в конце концов и объясняет близость текста Аксакова к тексту Бомон. Несомненно, что писатель многое добавил «от себя», немало и опустил. Он творил
в духе русской сказочной традиции, но и не без книжной ориентации. В результате
из-под его пера вышел совершенно новый текст, не повторяющий сказку Пелагеи и
вместе с тем чрезвычайно близкий к ней. В настоящее время мы не можем отделить
в этом тексте то, что принадлежит Аксакову, от того, что принадлежит Пелагее.
Сравнение двух текстов - текста Пелагеи-Аксакова и текста Бомон - показывает,
что первые заимствовали из Бомон основную линию сюжета, основных действующих лиц и главные контуры композиции. Стиль, однако, претерпел большие изменения. По существу было создано совершенно новое произведение словесного искусства с конкретными образами, без аллегоризма; фантастическое существо в произведении только одно - это зачарованный принц. В тексте Пелагеи-Аксакова подверглось сокращению все лишнее, мешавшее развитию главного сюжета. Так, в русском тексте не упоминаются три сына купца и не говорится об их готовности сразиться со Зверем
за отца; нет рассказа о разорении купца и переезде купеческой семьи в деревню,
где она принуждена была в течение года добывать себе пропитание крестьянским
трудом; нет известия о получении письма, сообщающего о том, что один корабль
купца спасся и прибыл в порт с товарами; не подчеркивается дурное поведение двух
сестер Красавицы, их спесивость, умственная ограниченность, моральная опустошенность, черствость, злобность и т. п.; нет известия о двух дворянах, женихах сестер Красавицы, и о несчастливых их браках; не рассказывается о добродетельном поведении и трудолюбии Красавицы в доме отца; не сообщается, что девушка приехала к Зверю вместе с отцом; не говорится о волшебнице, которая явилась девушке во сне в первую ночь ее пребывания во дворце Зверя; не подчеркивается, что Красавица вначале опасалась, что Зверь может ее убить; не рассказывается о том, что Зверь с самого начала испытывал девушку своим страшным видом; нет сентенции Красавицы о том, что «не красота и не разум мужа веселить могут жену, но изрядной нрав, добродетель и учтивость; а Зверь все сии добрыя качества имеет»; 47 ничего не сказано о превращении двух злых сестер в статуи.

Сравнительно с французским текстом Бомон в русский текст Пелагеи-Аксакова были внесены следующие изменения: распространен разговор купца с тремя дочерьми о подарках, во французском тексте бегло говорится о богатом платье, головных уборах и «другой мелочи»; подарки для дочерей купец находит в заморских странах, а не во дворце зачарованного принца,

Причем веточка с розами

названа у Аксакова «аленьким цветочком»; во дворец Зверя купец попадает случайно, заблудившись в лесу, после того как на него напали разбойники; купец и затем его дочь попадают в волшебное царство с помощью кольца или перстня, а не на лошади, как во французской сказке; аленький цветочек сам, как по волшебству, прирастает к прежнему стеблю на муравчатом пригорке, где он прежде рос; Зверь лесной пишет письма купеческой дочери огненными словесами на мраморной стене, таким же образом она переписывается с домашними (этого нет во французской сказке); Зверь отпускает девушку домой на три дня, а не на неделю, и запаздывает она на несколько часов, а не на неделю; Зверь падает бездыханным на пригорке, обхватив лапами аленький цветочек, а не на берегу канала; с заключительными словами к своей избавительнице обращается сам принц, а не волшебница. На протяжении всего текста в русской
литературной сказке заметна сішьная стилистическая амплификация с избыточным
применением сравнений, олицетворений, эпитетов в постпозиции, метафор и т. п. И вместе с тем, несмотря па значительную литературную обработку, придавшую произведению книжный характер, оно не порывает своей связи с^фольклором, сохраняя ряд особенностей, присущих фольклорному произведению. Это особая сказочная форма повествования, сказочная обрядность, проявляющаяся устойчивости, стереотипности сказового стиля, в повторяемости одних и тех же мотивов, в числовой символике, в приеме наращения эффекта, в параллелизме сказочных образов и мотивов. Взаимосвязь
фольклорных и литературных поэтических рядов в «Аленьком цветочке» Аксакова
вполне очевидная.

Таким образом, на примере истории одного сюжета мы наблюдаем, как первоначальный
миф (волшебная сказка) трансформируется в литературное произведение - психологическую сказочную повесть,бывшую во второй половине XVIII века одним из жанров русской беллетристики.

Сказка "Аленький цветочек" Аксакова С. Т. вошла в приложение к "Детские годы Багрова - внука". Художественное переложение известной французской сказки "Красавица и чудовище" на русские традиции принесло автору популярность, и до сих пор является одной из любимых волшебных историй детей и взрослых. Главная мысль сказки "Аленький цветочек" - это исцеляющая сила любви.

Аксаков Сергей Тимофеевич: краткая биография

Сергей Тимофеевич Аксаков (1971-1859 гг.) - русский писатель, театральный и литературный критик и государственный деятель, родился в городе Уфе. Сергей Тимофеевич делал переводы с французского языка, написал сборник рассказов об охоте и рыбалке, создал автобиографическую трилогию о Багровых, в которой попытался описать свой взгляд на правильное нравственное воспитание юного поколения.

Продолжением "Семейных хроник" и "Воспоминаний" стали "Детские записи Багрова - внука", в приложении к которым и была напечатана сказка "Аленький цветочек", так полюбившаяся отечественному читателю и принесшая писателю широкую известность. Эти три произведения занимают достойное место не только в русской, но и мировой литературе. Простое и размеренное описание быта нескольких поколений обычной дворянской семьи до сих пор вызывают интерес большого круга читателей. "Детские записи" стали книгой автора о детях и для ребенка.

Большинство критических статей Аксакова были опубликованы под чужими именами, псевдонимами или вовсе анонимно, такие ограничения накладывала на писателя служба в ведомстве цензуры.

Первоисточник сказки "Аленький цветочек" С. Т. Аксакова

Габриэль Сюзанна Барбо де Вильнёв (1695-1755 гг.) - французская сказочница, считающаяся первым автором знаменитой "Красавицы и чудовища". История была напечатана в 1740 году. Творения автора основательно подзабыты, и настоящую версию сказки в Европе печатают в приложении к сказкам братьев Гримм.

Источником для истории послужила сказка древнеримского философа Апулея об "Амуре и Психее". Согласно мифам, Психея была младшей принцессой и красотою затмевала даже Афродиту. Девушка страдала и была одинока, потому что никто не видел ее внутренней красоты. Богиня потребовала от своего сына Эрота (Амура) вселить в сердце девушки любовь к самому мерзкому и отверженному существу на земле.

Оракул предсказал, что царь должен отвести любимую дочь к пещере и оставить на милость невиданного чудовища. Принцесса была покорна и выполнила волю отца, муж потребовал от нее только одного - никогда не расспрашивать о том, кто он.

Жизнь Психеи была тихой и счастливой, пока сестры, позавидовав, не рассказали ей небылиц о муже. Принцесса боялась за жизнь своего ребенка и отважилась выяснить, действительно ли возлюбленный - дракон. Она тайком зажгла ночью светильник и на месте чудовища увидела Амура. Нарушив обещание, Психея была надолго разлучена с мужем, и только преодолев множество испытаний, заслужила божественное прощение и бессмертие.

История создания сказки

Автор сказки "Аленький цветочек" отреставрировал историю по обещанию, данному своей внучке Оле на Рождество. Поэтому писателю было важно изложить главную мысль сказки "Аленький цветочек" в яркой и доступной для малышей форме. В письмах сыну Ивану Сергей Тимофеевич пояснял, что пишет сказку, хорошо известную ему из собственного детства. В имении родителей Аксакова служила некая ключница Пелагея, в молодости служка в доме персидских послов. Только там простая и необразованная женщина могла услышать изысканные сказки Востока и Европы.

Сергей Тимофеевич Аксаков писал свои книги для детей, как для настоящих взрослых, избегая нравоучений, очень популярных в те времена. Писатель говорил, что главное - это "художественное в высшей степени" исполнение историй, а прямые наставления ребенку читать очень скучно. Поэтому когда малышей спрашивают, о чем сказка "Аленький цветочек", они всегда очень эмоционально и с большой охотой начинают пересказывать события истории.

Сюжет и мораль сказки "Аленький цветочек"

По версии Аксакова, три дочери купца попросили себе подарки из дальних стран. Пережив нападение разбойников, купец находит дивный дворец, а в его садах цветочек по заказу младшей дочери. Разгневался хозяин волшебных владений на поступок неблагодарного купца и пообещал казнить вора. Купец умолял о прощении и поведал о своих дочерях, тогда чудище решило, что если одна из дочерей по доброй воле заменит отца, то не станет он мстить.

Купец рассказал о приключениях детям, и младшая дочка согласилась спасти отца. В заколдованных владениях жизнь ее была спокойной и обеспеченной, сам хозяин назывался ее "послушным рабом". Со временем герои полюбили друг друга, даже ужасная внешность чудища перестала пугать девушку. Однажды купеческая дочь отпросилась в гости домой с условием вернуться через три дня и ночи. Старшие сестры позавидовали младшей и обманом задержали ее на больший срок. Вернувшись, девушка застала умирающие чудовище, но сила ее любви спасла героя и разрушила чары.

Главная мысль сказки "Аленький цветочек" - это сила великой любви, способной преодолеть все препятствия и исцелить духовные и физические недуги.

Главные герои "Аленького цветочка" Аксакова С. Т.

Герои сказки верят в любовь и добро. Купеческая дочь, не задумываясь, жертвует своей жизнью ради отца. Заколдованное чудовище хоть и зависит от девушки, но не смеет ее неволить и отпускает к отцу и сестрам. Еще одной главной мыслью сказки "Аленький цветочек" является способность человека меняться. Даже совершив неприглядный поступок, запугав отца девушки, чудовище все равно предстает перед читателями благородным и честным. Главные герои "Аленького цветочка" Аксакова С. Т. вызывают у детей только положительные впечатления.

Спектакли и экранизации сказки

Красивые сказки о силе чистой и бескорыстной любви всегда становились основой для театральных постановок и экранизации. В 1952 году "Союзмультфилм" сделал прекрасную мультипликационную версию "Аленького цветочка" для детской аудитории. Лента оказалась настолько мастерски выполненной и вызывала интерес детей, что была восстановлена в 1987 году и переозвучена в 2001 году.

В 1949 году на сцене драматического театра имени Пушкина в Москве состоялась премьера спектакля по мотивам сказки. Постановка пользуется популярностью и по сей день.

Также существуют две киноверсии 1977 г. и "Сказка о купеческой дочери и таинственном цветке" 1991 г. В ленте 1977 г. подобран прекрасный актерский состав (Александр Абдулов, Алла Демидова и Лев Дуров), но сам фильм получился довольно мрачным. Сказка 1991 г. - это совместный кинопроект СССР, Германии и Бельгии. Результатом работы стала очень качественная и интересная экранизация, которая из-за событий 1991 г. не получила должного внимания и известности в стране.

Еще будучи в Севастополе и работая в НПО Муссон в 1970-х годах мы создали кукольный театр, где первой нашей постановкой была сказка по Сергею Тимофеевичу Аксакову “Аленький цветочек. Декорации и куклы были закуплены в Одесском театре кукол, а остальное мы изобретали и делали сами. Я вспоминаю свои первые роли “лешего”, “чудища” и “принца”. Леший носился по лесу с шальными песнями, чудище (это был прекрасный костюмированный персонаж, а не кукла) было очень добрым, несмотря на свои ужасающие размеры и вид, а принц пел в финале песню Александра Дольского “Аленушка”. Спектакль пользовался огромным успехом у представителей всех поколений. Еще тогда у меня зародилась мысль написать эту сказку в стихах. И уже будучи в Ташкенте, через 30 лет, после поездки по Российскому Заполярью, я реализовал свою давнюю мечту, и написал эту сказку в стихах. Около года сказка лежала без дела в столе, откуда я периодически ее доставал и правил. И тут судьба сделала мне подарок в виде интересного художника Александра Батыкова. Александр Андреевич сделал около 30 иллюстраций, а я подобрал славянскую музыку, начитал сказку в ролях и сделал из всего этого материала слайд-фильм https://youtu.be/nrQPQAhfZ9c .
Сказка до сих пор не издана!!! Где же вы, издатели,меценаты, радетели русской культуры??? Все орете, Россия, Россия...? Будут издавать рубальскую, солженицына, вишневского, быкова и т.д.

Аленький цветочек
(по мотивам одноименной сказки С. Т. Аксакова)

В неком царстве-государстве
Жил да был один купец - дочерям троим отец.
Больше всех любил меньшую.
Был он вдов, – то бишь, вдовец.

Был богат, казны не мерил.
Много всякого добра:
Жемчугов и самоцветов, -
Золота и серебра.

Кожа, воск, пенька, пушнина,
Мед, пшеница, солонина.
Корабельный лес отличный
Для торговли заграничной.

А еще мануфактура,
Ювелирна гарнитура,
Пряники медовые,
Балыки пудовые;

Славны тульски самовары.
Тары-бары-растабары:
Для торговли ширь нужна,
Тут мала одна страна.

Срок пришел, купец собрался
Далеко, за край земли.
В дальни царства-государства
Снаряжает корабли.

И, прощаясь с дочерями,
Говорит: «Чего для Вас,
Распрекрасные девицы,
Привезти на этот раз?»

Говорит тут дочь старшая:
«Ты мне, батюшка-отец,
Привези с далёка края
Самоцветный злат-венец».

Средня дочь ему вещает
То, о чём она мечтает:
«Чудо зеркальце-хрусталь,
Привези мне государь».

«Настенька, тебе, меньшая,
Что везти с далёка края?
Что? Каких подарков чудных?
Аль колечек изумрудных?»

«Ах, родимый мой отец, -
Мне не нужен злат венец.
Не вези подарков чудных
И колечек изумрудных.

Ты найди в стране восточной,
Дивный Аленький цветочек.
Краше в целом свете нет», -
Молвит Настенька в ответ.

«Вот задача, так задача,
Трудно будет разрешить.
Постараюсь, не иначе,
Тот цветок тебе добыть».

Ветер паруса ласкает,
Дальний путь под киль бежит,
А купец плывёт, не знает,
Что судьба ему сулит.

По чужим заморским странам,
Королевствам, городам,
Продаёт товар немалый,
Покупает с толком сам.

Вот венец есть самоцветный,
Зеркальце хрустальное,
Не нашел цветок заветный,
Хоть искал отчаянно.

И никто того не знает:
Есть ли? Где он, тот цветок?
Вновь судьба его кидает:
Запад, север, юг, восток…

Синева морей глубоких,
Зной пустыни, дикость гор…
Рок судьбы, порой, жестокий, -
Вот о том и разговор.

Но однажды средь пустыни
Был захвачен караван.
Повезло купцу. И смерти
Он лишь чудом избежал.

Шёл зыбучими песками,
По нехоженым путям.
Шёл он тёмными ночами
И со счёту сбился дням.
Вдруг за дальнею горою
Увидал он яркий свет.
Постоял, махнул рукою:
На семь бед – один ответ.

Через горы, лес дремучий,
По болотам и пескам,
По ущельям, через кручи,
По корягам и корням

К цели наш купец шагает:
Ни присесть, ни отдохнуть.
Свет далекий озаряет
Перед ним лежащий путь,

На поляну он выходит, -
Золотой дворец стоит.
Весь в каменьях самоцветных,
Ярким солнышком горит.

В окнах музыка играет,
А в саду фонтаны бьют,
Всё цветет, благоухает,
Роскошь, щедрость и уют.

Ни души кругом не видно,
Ни прислуги, ни господ.
Но купцу до слёз обидно:
Око видит – зуб неймёт.

«Голод, он того… не тетка, -
Лишь подумал, - волшебство-о!»
Стол накрыт! Да все в охотку -
Разносолов торжество!

Как поел – душа запела, -
Сразу музыка играть!
А, уставши, пожелал он
Отдохнуть. И вмиг - кровать

Перед ним стоит резная, -
С серебряной бахромой.
И перина пуховая,
С жемчуговой кисеёй.

Лёг купец в пуха лебяжьи,
И ему приснился сон:
Дочки старшие в разлуке
Позабыли уж о нём.

Без его благословенья
Женихам дают ответ, -
Норовят без промедленья
Выйти замуж, - Настя нет!

О замужестве не чает,
Ждёт отца и видит Бог,
Встречи и купец желает,
Но вот Бог, а вот – порог

Между разными Мирами.
Как вернуться в отчий край –
Повстречаться с дочерями?
И к чему весь этот рай?

Вековать и вить кручину
В дивной роскоши дворца?
Не по сану, не по чину,
Не с руки и не с лица».

Что поделаешь! Умылся.
Стол накрыт, к себе зовёт.
Он, конечно, подкрепился
И гулять во сад идёт.

Малахитовы ступени
Прямо в дивный сад ведут, -
Птицы, музыка играет
И ключи хрустальны бьют.

Много, мало ли ходил он, -
Сказка ведает пути, -
И на счастье, на беду ли:
Удалось цветок найти!

На пригорке, на зеленом,
Ни сказать, ни описать.
Словно солнцем озарённый, -
Цветик аленький: «Сорвать!

Вот цветок, что краше нету!
Тот, который хочет дочь,
Что искал по белу свету.
Видно Бог решил помочь!»

И сорвал! В сию минуту
Гром и молнии с небес.
Кто тебя, купец попутал?
Зверь неведомый иль бес?

С под земли, а то ль с небес,
Страшно чудище мохнато,
Зверь лесной или морской,
Диким голосом раскатным:
«Как ты смел, купец? Постой!

Принял я тебя, как гостя.
Эдак, платишь за добро!
Знай же, будет на погосте
Нечисть грызть твоё нутро!»

Зарычала, завопила
Круговерть нечистых сил,
Ноги, руки заломила,
Так, что свет ему не мил.

«Кто ты, господин? Не знаю:
Зверь лесной или морской…
Об одном лишь умоляю,
Слово мне сказать дозволь:

Дочерей троих имею,
Все пригожи, хороши.
Обещал я им подарки,
Всё по сердцу, от души.

А для Настеньки, любимой,
Обещал – объеду свет,
Аленький найду цветочек,
И нашёл..., да, видно, - нет.

Ты прости великодушно,
Зла я не таил, поверь.
Заплачу тебе коль нужно.
Вижу, ты душой не зверь».

Раздался по лесу хохот:
«Мне не надобно казны!
Для тебя одно спасенье
В отпущении вины:

Путь домой тебе открою
И цветочек подарю,
Награжу тебя казною,
Коль исполнишь ты мою -

Волю, слово, дав честное,
С записью руки твоей,
Что взамен себя пришлёшь ты
Мне одну из дочерей.

Зла я ей чинить не стану
Будет в холе и чести,
И добро не позабуду,
Коль сама решит пойти.

По своей, по доброй воле,
Пусть она ко мне придёт.
Коли «нет» - тебе неволя.
Там и Смерть тебя найдёт.

«До тебя мне не добраться, -
Не упомнил я пути»…
«Здесь не надо утруждаться, -
Вот он перстень - и лети.

Если только пожелаешь, -
Возвернуться к дочерям,
На мизинец надеваешь, -
Загадай, - и будешь там.

Срок на это полагаю
Я тебе всего три дня.
Там решите, кто вернётся
В день ответный до меня».

Наш купец на всё согласный.
Вздел на палец перстенёк,
И взлетел, как сокол ясный.
Путь ни близок, ни далёк.

Прилетел и оказался,
На родимой стороне
Светлоокой, синеокой,
Отчей, праведной земле.

Все, как прежде: у причалов
Всей артели корабли
Возвернулись. Всё сначала, -
Хоть опять за край земли.

Приумножились казною,
И подарками родне,
Только нет купцу покою,
Дума тяжка на уме...

Старшей дочери, родимой
Дарит дивный злат венец,
И о чудище заморском
Признается ей отец.

Дочь подарок принимает
И отца благодарит, -
К зверю ехать не желает,
О другом душа болит.

Средней - зеркало в подарок.
Та, отца благодаря, -
Посмотрелась и сказала:
«Чудище не для меня!»

Настеньки черёд. Цветочек
Преподносит ей отец, -
Сам с лица темнее ночи:
«Это, дочка, не конец».

Рассказал, как дело было,
Где цветочек он достал.
Как судьба распорядила,
Что тот зверь ему сказал.

Дочь в ответ: «Отец родимый, -
Ты меня благослови.
Я была тебе любимой,
И поеду из любви.

Надо всеми Божья воля!
Вы не плачьте по живой.
Выпала такая доля, -
Что ж, приму ее с мольбой».

Сладко сердце замирает
У печального купца, -
Дочка жизнь отдать желает
За любимого отца!

Разве есть награда выше,
Чтобы так, на склоне лет,
Понадеявшись, услышать
От любимицы ответ!

«Не бывать тому, - ответил
Наш купец, - поеду сам.
Снявши голову, не плачут,
По кудрявым волосам».

Третий день ушел зарею, -
Расставания пора.
Вот купца артель с роднею
Провожает со двора.
Настя тут же исхитрилась:
Перстень вырвала из рук, -
И снежинкой растворилась
На глазах своих подруг.

Много времени, иль мало
Пролетело, суть не в том…
Вот девица очутилась
В дивном царствии лесном.

Все, - как батюшка пророчил, -
Роскошь, благость и уют.
Все, чего душа захочет,
Тут же ей и подают.

Золоченые палаты,
Сундуки полны добра.
С ней цветок ее заветный
В кувшине из серебра.

Вот она цветочек алый
В руки белые берет, -
На пригорочек, на малый
Осторожненько кладёт.

И цветочек оживился,
Встрепенулся, заиграл,
Силой новою налился,
Краше прежнего он стал.

Поражает чудесами
Эта дивная страна,
Только грустно временами:
«Всё одна, одна, одна…

Старое оно не ново,
Заедает грусть-тоска.
Если б кто сказал хоть слово, -
Стала б жизнь моя легка.

Душу некому поведать, -
Словно птица под замком!
Друг мне нужен для беседы,
Вот мечтаю я о ком».

Зверь молчит, да сам боится,
Насмерть испугать девицу,
Но нельзя же без конца,
Чтоб не вымолвить словца!

Согласился. И в пол силы,
Из чащобы, из лесной,
Голос словно из могилы:
Сиплый, страшный, громовой:

«Настенька, ты слез не лей!
Я не изверг, не злодей.
Испугать тебя боялся, -
Потому не объявлялся».
Хоть и страшно, но для виду -
Волю всю, собрав в кулак,
Потихоньку, без обиды,
Настя отвечает так:

С той поры у них беседы
Беззаботно потекли,
А про что, никто не ведал.
Проходили ночи, дни…

Много времени, иль мало
Утекло в века с тех пор, -
Вот опять ей грустно стало,
Затевает разговор:

«Ты пойми печаль мою,
Что в себе сейчас таю.
Покажи мне облик свой
И лицо своё открой.

Коль ты стар, то внучкой буду.
Средних лет – так буду дочь.
Молод ты – сестрою верной
Быть тебе, мой друг, не прочь».

Долго он не соглашался
Образ страшный открывать,
Тихим вечером решился.
Чему быть - не миновать!

«Что ж смотри, сама просила.
Вот он я, твой друг лесной»…
С криком чувств она лишилась,
Страшный лик узрев такой.

Зверь сидит над ней, страдает,
А кувшинки на реке
Волны тихие качают,
Птицы плачут вдалеке.

Тут она сама очнулась,
Через силу улыбнулась,
А глаза – не видно дна -
Даль безбрежная видна!

Вновь пошли у них беседы,
День сменялся новым днём.
Но однажды сон поведал
Ей о батюшке родном:

Что лежит отец родимый
Нездоровый и в тоске,
С тяжкой думою о дочке,
Словно рыба на песке.

Как тут было не заметить
Грусть и скрытую печаль…
«Что ж езжай, - он ей ответил, -
В свой родимый, дальний край.

Перстень вот, а здесь подарки,
Но ещё тебе скажу,
Коль в три дня не обернёшься,
Я себя не пощажу.

Без тебя мне жизнь не в радость.
Без тебя мне свет не мил.
Не снесу я эту тягость,
Я с тобой лишь счастлив был».

Грустным было то прощанье.
С молчаливым обещаньем
Настя перстенек взяла,
В небе тая, уплыла.

Вот и отчий дом любимый, -
Суматоха, суета,
Вот он - батюшка родимый,
Милый край и красота.

Миловались, целовались,
Поделились про житьё.
Каково ему живется?
Как там чудище её?

Первый день, второй проходит,
Вот и третий настаёт.
Сёстры стрелки переводят
На часах. Беда грядёт.

Солнце красно на закате
Обагрило небосвод.
И залило, словно кровью
Гладь вечерних тихих вод.

Настя места не находит!
Чует сердце – быть беде!
Быстро перстень надевает,
Не простившись, улетает.

«Я спешу к тебе любимый
Через реки и моря!»
Вот он лес непроходимый,
Вот знакомая земля...

Но никто её встретил.
Мертва тишина кругом.
На зелёном, на пригорке
Цветик не горит огнем

Птицы смолкли, травы сникли
И дубрава не шумит,
Верный друг ее, безмолвный
Подле цветика лежит.

«Что с тобою, друг сердечный?
Пробудись, открой глаза!
Не такой ждала я встречи!»
Но, видать, пришла гроза.

Помутились, ясны очи,
Белый свет вокруг померк, -
«Ты очнись, мой друг сердечный,
Мой любимый человек!

Мой жених, родной, желанный,
Добрый мой и долгожданный, -
Я желаю всей душой,
Быть навек всегда с тобой!»

Только вымолвила слово,
Гром и молнии…. Стрела
Наземь из небес упала.
И лишилась чувств она.

Долго ль так она лежала?
Сказка счету не ведёт.
А, очнувшись, увидала.
Принц навстречу к ней идёт.

Молодой, красавец славный,
В одеяньях златотканых.
Ласково в глаза глядит
И с любовью говорит:

«Вот и кончилось проклятье -
Злой колдуньи торжество!
Снова я такой, как прежде, -
Прекратилось волшебство.

Коль прекрасная девица, -
Несмотря на облик мой, -
Непременно согласится
Стать мне верною женой, -

Злые чары распадутся!
И, сегодня, друг ты мой,
Перед Богом объявляю
Я тебя своей женой!»

Понеслись во все концы
Быстроногие гонцы!
Всему миру объявляют,
Что на праздник приглашают.

И со всех сторон земли
Приходили корабли.
Гости знатные, купцы,
Короли и молодцы.

Сестры, батюшка с артелью,
Скоморохи для веселья
Музыканты и певцы,
Стихотворцы и писцы.

Принц с принцессой за столом,
Пир горой идёт кругом,
Знатный и простой народ –
Всем и место, и почёт.

Свадьбу славную сыграли,
Я там был, мёд-пиво пил,
Только в рот не попадало,
Лишь усы я замочил.

Ну а сказке здесь конец,
Кто услышал – молодец.